– А ты можешь рассказать, что случилось с твоим братом?
Олежка поджал губы – совершенно как бабуси на остановке. Помолчал, потом нехотя ответил:
– С Вовкой? Помер он. На зоне. Ну? Чего вам еще? Про папашу приметесь спрашивать?!
– Нет, про папашу не стану, – честно ответила я.
И тут мой взгляд остановился на конверте. Ненадписанный почтовый конверт – большая редкость в наше время – лежал на столе. Незаклеенный и приоткрытый. Из конверта высовывался уголок зеленой купюры достоинством в одну тысячу рублей. Я всмотрелась – да их там целая пачка! Ничего себе доходы у одинокого подростка!
Олежка заметил мой взгляд и попытался задвинуть конверт под хлебницу.
– Откуда у тебя такие деньги? – поинтересовалась я.
– Не ваше дело! – огрызнулся мальчик. – Кролей соседям продал.
– Кролики столько стоят?! – изумилась я.
– Я много продал. Двадцать штук, – попытался вывернуться мальчишка.
– Ага! И они принесли тебе деньги за кроликов прямо в конверте?!
Олежка молчал, злобно глядя на меня. Я не отводила глаз.
– Слушайте, чего вам надо? – не выдержал подросток. – Явилась сюда, вопросы всякие задает… Я щас участковому позвоню! Дядя Вася приедет на мотоцикле, и мало вам не покажется!
– Звони давай! – обрадовалась я. – Может, твой дядя Вася поможет мне выяснить то, что ты скрываешь…
Олежка побелел так, что я даже испугалась за него.
– Н-ничего я не с-скрываю! – еле выговорил он онемевшими губами. – Нечего мне скрывать…
Я чувствовала себя довольно погано. Мне еще не приходилось допрашивать детей. Я попыталась объяснить Олегу Шнырёву, почему никак от него не отстану:
– Послушай, в Тарасове совершено преступление. Похищена молодая девушка. Твоя сестра Вера имеет к этому какое-то отношение. Поэтому я ее и ищу, понял? Мне нет дела до твоих секретов. Скажи, где я могу найти Веру, и я тут же от тебя отстану.
– Нигде, – отрезал мальчик и отвернулся.
– Ну, как знаешь. – Я встала. Что мне, допрос с пристрастием к восьмикласснику применять, что ли?! Буду искать другие пути… Хотя пока не представляю, какие…
Олежка вскочил с явным облегчением.
– Давайте я вас провожу. Осторожно, тут ступенька, не споткнитесь…
Проходя через крохотную, очень чистую кухню, я бросила взгляд в кастрюльку, стоящую на плите. Вода давно выкипела и пельмени переварились. Я замерла на месте с поднятой ногой.
– Это что?
Олежка насторожился:
– Где? А-а, пельмени это. Сами, что ль, не видите?
– Вижу. Раз, два, три… сорок семь. И я должна поверить, что ты живешь один, да?
Я едва успела приоткрыть дверь в маленькую комнату, как оттуда выскочил здоровенный, беловолосый, заросший щетиной, как кабан, мужик.
Он отбросил меня в сторону, будто я была пушинка, что совсем не соответствует действительности. Я сгруппировалась при падении, ловко извернулась, как делают кошки, когда их роняют с высоты, и вот уже стою на ногах. Мужик выскочил на улицу, и я бросилась за ним.
– Не пущу! – заорал Олежка и преградил мне дорогу. Сначала он раскинул руки крестом, а потом повалился на пол, загораживая узкий коридорчик, ведущий на улицу. В конце концов я попросту перепрыгнула через мальчишку и бросилась в погоню, на ходу вытаскивая пистолет.
Мужик бежал через огород, петляя между кустиками картошки и дико косясь на меня через плечо. Он был в тренировочном костюме, низкий лоб и отросшая щетина делали его похожим на неандертальца. Только дубины не хватает…
Словно услышав мои мысли, «неандерталец» нагнулся на бегу и выдернул из земли какой-то кол. Ну вот, теперь у него есть и оружие…
Бегал мужик просто отлично – не прошло и двух минут, как он достиг опушки леса, на мгновение замер на краю освещенной солнцем поляны, а потом нырнул под густые ветви. И темнота леса поглотила его мощную фигуру.
Я остановилась. Стрелять я все равно бы не решилась – не имею, знаете ли, такой привычки – палить в людей только потому, что они от меня убегают. А вот лезть под кроны деревьев мне тоже что-то расхотелось. Где-то там меня поджидает «неандерталец» со здоровенной дубиной. А мне вовсе не улыбается получить этой штукой по голове. Кто тогда доведет до конца расследование и спасет Марьяну?
Я вернулась в дом, на ходу пряча пистолет в кобуру. Олежка сидел за столом, уронив голову на руки. Когда я вошла, подросток поднял заплаканное лицо и злобно сказал:
– Ну что? Добились своего?
Я присела напротив и провела рукой по белым волосам. Мальчишка сбросил мою руку.
– Насколько я поняла, это твой брат, Владимир Шнырёв. Верно?
Олежка кивнул.
– Он вовсе не помер на зоне, как уверены соседи. А проживает в твоем доме. Вы с ним собирались поужинать пельменями, а теперь он утек в лес. А скажи, почему он прячется? Сбежал, что ли?
Олежка шмыгнул носом.
– Не, не сбежал. Он отсидел от звонка до звонка. Просто боится людя́м на глаза показаться.
– Почему это? Он ведь никого не убил? А попросту порезал ножом в драке? С чего вдруг такая чувствительность?
Олежка обиженно уставился на меня:
– Так мамка-то из-за него заболела. Она и раньше-то не очень с головой дружила, особенно после того, как Верка того урода зарезала…
Упс! Я сделала вид, что ничего не произошло, и с интересом слушала рассказ.
– А как Вовку посадили, она совсем умом тронулась. У нас люди знаете какие злые? Город маленький, все друг друга знают. По улице невозможно было пройти – то вслед чего обидное крикнут, то на воротах напишут. Даже соседи нас сторонились. Говорили своим детям: «Со Шнырёвыми не водись, они такие – чуть что, и за ножи хватаются!» Вот Вовка и прячется.
Олежка обиженно посопел.
– Так чего же вы не уехали, раз к вам так плохо относятся? – задала я резонный вопрос.
– А хозяйство? – оскорбился Олежка. – Бросить, что ли? Да и кому мы в городе нужны. Вот Верка – та уехала столицу покорять. И что из этого вышло?
– А что вышло-то?! – поинтересовалась я. – Кстати, заодно уж расскажи, что это за история с уродом, которого Вера зарезала?
– Да так, ничего особенного! Она в каком-то клубе работала, и к ней урод какой-то начал приставать. Ну, она его и полоснула. А он брык – ласты склеил! Она ж не нарочно… А у нее только-только все стало налаживаться. Она нам деньги слала… Эх, да чего там говорить!
Мы помолчали. Я разглядывала комнату. Узкая кровать, письменный стол, полочка с учебниками, и еще приветы из прошлой жизни – какие-то семейные фото на стене, некоторые, кажется, времен Первой мировой. Телевизор, накрытый кружевной салфеткой. На телевизоре фаянсовая девушка держит зонтик. К статуэтке прислонена переливающаяся открытка – единственная красивая вещь в этом доме.