— Тачку отгонишь! Чтобы без проблем!
Чмокнула задняя дверь, выскочил парень в кожаной куртке, невзирая на грязь, шустро побежал за угол. Настя проводила его удивленным взглядом.
Человек в машине нажал на кнопку стеклоподъемника, улыбнулся. Радость и мандраж внезапно открывшегося наследства. Шеф еще час назад казался практически вечным, а сейчас отбивная на пыльном асфальте. Картинка, как перед глазами. Кровь, грязь, мозги на бордюре. Жесть. Вот он, шанс! Сука-судьба, то кажет зад, то манит. Успеть, пока не передумала! К трупам рванул первым, будто пытаясь помочь, ловко обыскал обоих, забрал ключи, документы, мобильники. Офигевшие от вида крови прохожие ничего не заметили, куда уж там смотреть! В штаны наложили, лохи! И Борис — лох! Приблизил кретина.
Преемник раздавил сигариллу в пепельнице, откинулся на светлом кожаном сиденье, немного успокоился. «Проблем быть не должно! Два психа сиганули с крыши. Сами. Свидетели подтвердят. Почему? Ненормальные, кто их разберет. Опознать? Вряд ли. Очередные безымянные жмурики. Пусть дальше менты ищут Шредера, флаг им в руки!» Длинно смачно выругался. «Тачку отгонят и сожгут, ничего от козла не останется! Ничего!» Усмехнулся, глянул в окно: нелепая девица ковыляла по луже на высоких каблуках. Дуреха!
Настя с облегчением выбралась на сухое место, сердце отчаянно билось: сейчас она повернет за угол и увидит, здесь ли машина. Внутри все замерло, кажется, вот он, голубой «ланцер»! Неужто ждет?! Вдруг вспыхнули красным габариты, мигнул поворотник, и автомобиль стал быстро удаляться, пока не исчез из вида. Она лишь беспомощно всхлипнула: «Стае! Стае!» И разразилась рыданиями. Чуть-чуть не дождался! Может, записку оставил? Кинулась к подъезду, не глядя по сторонам. Сквозь пелену слез мельтешили люди, машины. Что им всем надо? Или какое-то происшествие? Любопытство шевельнулось и тут же угасло. Не до того! Вбежала в лифт. Дрожащие, влажные пальцы скользнули по грязной, липкой кнопке с цифрой 9. Дверь заперта, внутри дух нежилого помещения. Жалкая люстра, пластиковые подвески, смятая кровать, едва различимый запах самца… Не раздеваясь, бросилась на постель, намочила слезами подушку. Он не придет, никогда! Зачем ему это убожество?! И она — жалкая неудачница. Еще раз горестно всхлипнула, закрыла глаза и погрузилась в сон.
Валерий тупо смотрел на экран. Смог ли он отомстить? А фиг его знает! Даже думать нет ни желания, ни сил. В прихожей давно пищит телефон. Зачем подходить? Ведь все кончено. Музыка играет настырно, будто что-то еще важно. Просыпается злость, послать бы всех. Резко встает, бежит в коридор. Дисплей все еще светится. Надпись — Диковский. Что хорошего он может сказать? Только поставить все точки над i. Убить надежду. Сердце замирает, руки дрожат.
— Алло! Слушаю!
Радостный бодрый тон следователя злит и обескураживает. Смысл слов не доходит. Деда нашли. Умер две недели тому назад. Приехать опознать. Отбой.
Я обещал приехать?! Глядеть на него?! Ни за что! Ненавижу! Даже сдох вовремя! Отнял все и с носом оставил!
Валерия била дрожь, будто вдруг вернулась зима. Прошел на кухню, нажал кнопку, чайник зашипел. Следак уцепился за деда, значит, я прав! Он ничего не скажет, пока не закроет дело. Типа сам до всего допер. Ну, конечно, как бы не так. Мертвый фигурант для ментов класс, все на него списать, Шредера задвинуть. Этот им не по зубам.
С раздражением плеснул кипятка в чашку, сыпанул кофе на глаз. Многовато, но сойдет, скорей взбодриться. «Чего хотел старик? Доказать, что годен, что чего-то стоит? Нет, не похоже… Способен рулить, вертеть чужой жизнью, как когда-то собственной? Искал динамики, действия, адреналина? Или все вышло само собой, безбашенно? Кто разберет? Движение без цели! А у меня цель без движения! Валерий скривился, стукнул чашку о стол, по белому боку полезли темные капли. Понять обязательно. Победил и умер. Судите, сколько влезет. Я опять недоделал, недопонял, не просчитал. Думал, жизнь по правилам предсказуема и безопасна. Ни хрена! Лада бы поняла, помогла, поддержала. Тоскливо, мерзко. Темно впереди, мысли не пробиваются сквозь эту темень. Полное отупение. Отхлебнул кофе, поперхнулся. Когда он успел остыть?
Звонок в дверь. Валерий даже не пошевелился, достали все. Неужто следак неугомонный рвется отрапортовать скорей, ждать невтерпеж, сам приперся, сил не пожалел? Ну и пусть мается за дверью! От звона башка раскалывается. Валерий ругнулся, поплелся на зов. Лампочку включать лень, спрашивать, кто там, тоже. Торопливо отпер, на пороге женщина, черный платок, как у монашки. Не вглядевшись, окрысился:
— Зачем… — осекся, мысль оборвалась, не родившись. Эта и другие тоже. Оторопел, сердце замерло. Лада… Бледное, заострившееся лицо, свет за спиной, пылинки замедленно кружатся в луче. Покойница, призрак, глюк. Доигрался.
— Привет! — шагнула вперед, он невольно попятился. — Ты чего? Не ждал? Что так смотришь?
А как глядеть, если не веришь глазам? Бред, заморочь, с него хватит.
— Ты пьян? — уставилась придирчиво. — А это что? Ледяные пальцы коснулись синяка под глазом.
— Выпил и подрался?
Валерий глянул дико, схватил ее руку, сжал в своей. Холодная, жесткая птичья лапка, немного шершавая и оттого окончательно реальная.
— Жива!
— Ты думал, я опять за глупости? — покраснела. — Как тогда с таблетками? Набралась смелости, глянула в глаза.
— Грех это! На богомолье ездила, в Серпухов…
— Что? Куда? Не может быть! А как же… — не договорил, ошалело уставился на жену.
— Не предупредила, прости! И мобилу не взяла, и ключи, все у мамы оставила, просто монах Иона так велел, чтоб не отвлекало земное, суетное, — повторила заученную фразу и осеклась, будто впервые услышала, врубилась в нелепый смысл, удивилась собственной глупости. — Я места себе не находила, извелась вся, тут он… там, на Тошкиной могилке, подошел и говорил очень хорошо о вере, Боге, смысле… Словами не передашь, но за душу берет, другие священники так по-человечески не могут, — голос становился робким, виноватым, проклюнулись нотки сомнения.
— Монах Иона, говоришь? — переспросил Валерий, ухватывая нить.
— Что ты на меня странно смотришь? Ревнуешь? — она довольно улыбнулась: это все-таки приятно — быть любимой.
Лада чувствовала его любовь как никогда остро, будто молитвы и вправду научили ее видеть суть, не отвлекаясь по мелочам. «Какой он милый с этими царапинами и синяками, настоящий мужчина…» Взгляд мечтательно затуманился. Муж разволновался и даже не услышал ее вопроса.
— Монах, значит… Заставил уехать… так-так…
— Не заставил! Я сама решила! Он только отвез, на своей машине, бесплатно, по-доброму, понимаешь?! — начала сердиться, но Лугов не обратил на это никакого внимания, будто открытие сделал.
— Сама, говоришь, решила?! Ай да молодец Шредер! До чего допетрил, все ходы просчитал, шахматист хренов! — Валерий рассмеялся безумно, истерически. Вот и картина складывается, не картина — карикатура. — Не было никакого похищения! Не было! — четко выговорил с ударением на последнем слове.