– Возможно, но даже если бы кто-то узнал и напечатал это, единственное обвинение, которое могли ему предъявить, – роман с замужней женщиной. Моему брату пришлось бы дать интервью и сказать, что он глубоко сожалеет о том, что произошло. Смерть одного из тех мужчин стала для него трагедией, сердце его разбито из-за смерти Хиби Фернал, хотя мы знаем, что это неправда. А потом он мог всего лишь добавить, что сожалеет из-за всей этой истории. Ты сам не раз слышал подобные интервью. Для полиции главное – установить, что не было никакого похищения, что это всего лишь игра. Если бы Айвор так поступил, я уверена, что вся эта шумиха схлынула бы через пару дней. Ты так не считаешь?
– Это повредило бы его политической карьере.
– Но не слишком сильно и ненадолго. Я думаю, что его босс просто пожурил бы его. Обычно мужчины обожают такие истории и любят рассказывать их друг другу во время ланча. Я хочу сказать, что теперь эта история вышла за грань беседы за обедом, ведь погибли два человека, но если это не учитывать, то это стало бы отличным анекдотом. Именно поэтому я не думаю, что наказание для Айвора оказалось бы суровым. Бедняга Джерри Фернал выглядит слабым человеком и ужасно несчастным. На его слезы было страшно смотреть, правда? Он бы не стал драться с братом. Он лишь предпринял бы попытку договориться с Айвором о встрече, что само по себе не очень приятно, и устроил бы бурную сцену любовнику своей жены. Разве Айвор не смог бы все это пережить?
– Очевидно, нет, – ответил я. – Я никогда не видел его таким испуганным. Сейчас он предстал передо мной совсем другим человеком.
* * *
Никто никогда не пытался шантажировать Айвора. А ведь с самого начала он был так уязвим для шантажа. Из тех немногих людей, которые знали о подарке ко дню рождения, никто не был в курсе всего плана. Каждый из них знал часть истории, с одной или с другой стороны, но все они могли требовать у него денег, много денег, или гарантированный доход за молчание, но никто этого не сделал. Я уверен, что их сдерживала не лояльность или любовь к моему шурину; возможно, это был страх. Или даже нечто вроде робости. Интересно, сколько существует людей, готовых пойти на шантаж, угрожать и требовать денег, но их останавливает страх выглядеть в глазах общества и жертвы низкими и подлыми. Возможно, я наивен. Но факт остается фактом: Айвор – член парламента, уважаемый и очень состоятельный человек, с каждым годом приумножающий свое состояние, положил начало цепи недостойных событий, которые ему очень хотелось сохранить в тайне. И все же, даже сторонний и независимый наблюдатель мог бы сказать, что он ни в чем не виноват. Во всяком случае, в начале.
Мы всегда думаем прежде всего о спасении собственной шкуры. Я думала именно об этом, когда позвонил Джерри. Я валялась в постели. Дело было не в том, что я вчера поздно вернулась домой. Я устаю в конце недели и по пятницам обычно ложусь спать еще до десяти часов. Как старуха, так обычно говорила мне мама до того, как появился Каллум, когда ругала меня за то, что я не нашла мужа или хотя бы любовника. Я по-прежнему люблю подольше полежать в постели по субботам и не встаю, как обычно, в семь часов. Телефон зазвонил в восемь тридцать, и я подумала, что это мама пытается меня поймать, потому что я не ответила на ее звонок вчера вечером. Я еще лежала в постели. Я потянулась к трубке, взяла ее и услышала мужской голос: «Джейн? Это Джерри». Я не узнала его голос. Он говорил так, будто кто-то пытался его задушить.
– Ты, должно быть, ждала моего звонка. Мне следовало позвонить тебе раньше, прости.
Осторожность, самозащита – называйте, как хотите, – прекрасная вещь. Я поняла, что тут что-то не так, раньше, чем он снова заговорил.
– Ты, должно быть, прождала ее несколько часов.
Как я так быстро сообразила? Но сообразила, хоть и не до конца.
– Я ждала какое-то время, – пролепетала я, гадая, что последует дальше.
– Она мертва, – выдавил Джерри. – Мне следовало сообщить тебе об этом мягче. Полицейские говорили со мной мягко. Но когда они появились на пороге, самого этого факта, что они появились у моей двери, было достаточно, чтобы обо всем догадаться. Им не надо было ничего говорить. Произошла дорожная авария. Одному богу известно, что она делала, почему оказалась на той улице и куда шла. Ей следовало ехать в метро на встречу с тобой. Но это не имеет значения. – Джерри испустил длинный, судорожный вздох. – Теперь уже ничего не имеет значения.
Не знаю, что заставило меня это сказать. Я обычно не предлагаю помощь другим людям. Мне ведь никто не помогает.
– Мне приехать к тебе? Я могла бы чем-нибудь тебе помочь.
– Это очень любезно… – начал он после короткой паузы. – Да, пожалуйста, ты приедешь?
Я встала и оделась, завернула за угол дома, купила газету и уставилась на заголовок. Джерри ничего не сказал о попытке похитить Хиби. В газете писали, что на ней были наручники и кляп во рту, что двое мужчин носили капюшоны, а у машины были тонированы стекла. Я попала в настоящую драму, и это меня взволновало. В моей жизни не так много волнующих событий. В голову мне пришло имя Айвора Тэшема, и я попыталась вспомнить, что Хиби рассказала мне о каких-то его планах насчет подарка ко дню ее рождения. Она должна была идти по Уотфорд-уэй, и там ее подберет машина. За рулем должен был быть Тэшем или его шофер? Хиби не сказала, возможно, она просто об этом ничего не знала. Машина действительно подобрала ее, но она принадлежала не Тэшему. Это было настоящее похищение, возможно, совпадение, но не имеющее к этому человеку никакого отношения. Он, скорее всего, ждал ее вчера вечером, как и я, по мнению Джерри, должна была ее ждать, но она так и не появилась.
Пока я вела автомобиль к Западному Хендону, решив добраться туда по Ирвинг-роуд, я думала об алиби, которое обеспечивала, чтобы мою подругу не разоблачили. Я уже солгала Джерри. Меня словно окатило холодной волной, когда я подумала о том, что меня могут допросить в полиции, и придется им лгать. Придется? Или я должна сказать правду о том, что задумала Хиби? Движение было не слишком напряженным, как всегда в субботнее утро. Дорога должна была занять не больше десяти минут. Я понимала, что должна решить, что именно сказать, когда Джерри будет расспрашивать меня о прошедшем вечере. Именно в тот момент я осознала, что даже не знаю, в каком театре идет «Угроза для жизни». Я съехала с А-5, припарковалась и сверилась с купленной газетой. «Герцог Йоркский» – где это? На Сент-Мартин-лейн, по-моему. Я должна буду сказать, что ходила по Сент-Мартин-лейн, пока не стало уже слишком поздно идти в театр. Почему я не позвонила, чтобы узнать, где Хиби? Мне придется придумать какое-то объяснение. Наконец до меня дошло. Хиби умерла. Мы познакомились в университете и с тех пор дружили. Я была ее подружкой на свадьбе и крестной матерью Джастина, но речь теперь не об этом. Я больше никогда ее не увижу. Ее нет. Она мертва. Я снова остановила машину и выключила мотор.
Мне следовало быть убитой горем, но этого не произошло. Конечно, я буду притворяться, что испытываю должные чувства, когда приеду к Джерри. Моя лучшая подруга… мы виделись по крайней мере раз в неделю, не говоря уже о походах в кино и в рестораны. Вот куда она шла, сказал он, наверное, полицейским, – в театр с лучшей подругой. Как мило и пристойно это звучит: она целомудренно шла в театр вместе с другой девушкой. В газете не сообщали, как она была одета, когда нашли тело, но, может быть, они не знали, может быть, полицейские им не сообщили, и я вспомнила, как она говорила, что пойдет на свидание, ничего не надев под свое длинное пальто. Мне следует горевать, почему же я не горюю? Потому что, хотя она все эти годы была моей «подругой», она мне никогда не нравилась. Мы называем человека своим другом, не задумываясь о том, как мы в действительности к нему относимся, а на самом деле мы его боимся или завидуем ему. Как мне могла нравиться женщина, у которой было все то, чего никогда не было у меня? Что Хиби думала в отношении меня? Какие чувства испытывала она каждый раз, встречаясь со мной? Нравилась ли я ей? Возможно, нет, но я думаю, что ей доставлял удовольствие тот факт, что я некрасива, скучна и неуклюжа, а она – мечта любого мужчины.