«Айвор Гамильтон Тэшем, родился 12 января 1957 года. Сын Джона Гамильтона Тэшема и Луизы, урожденной Уинстенли. Получил образование в Итонском колледже, в Виндзоре и Брейзеноуз-колледже в Оксфорде (магистр гуманитарных наук в области права). Холост. Получил право адвокатской практики в 1980 году в Линкольн-Инн. Барристер, специализирующийся в области торгового права. Участвовал во всеобщих выборах от Овербери. Член парламента от Морнингфорда со времени дополнительных выборов 27 января 1988 года. Комитеты: иностранных дел, обороны. В 1990 году личный секретарь Джона Тига, министра обороны. В 1992 году – министр военно-воздушных сил за рубежом в Министерстве обороны. Увлечения: театр, музыка, чтение. Адрес: Палата общин, Лондон».
Я знал его с тех пор, как он был маленьким мальчиком в Рамбурге, а я был на пять лет старше. Хотя мы и уехали оттуда, когда мне исполнилось восемь лет, но я родился в той деревне, как и Айвор, и моя жена. Они очень похожи внешне, Айвор и Айрис, он на три года старше своей сестры. Они оба высокие, темноволосые и стройные. Сэнди Кэкстон сказал, что у Айрис лицо древнееврейской принцессы Рахиль, оплакивающей своих детей, хотя в их с Айвором семье еврейская кровь появилась всего один раз в начале XIX века. Мне говорили, что Айвор очень красив, но в этом я не разбираюсь. Когда мы с ним входили вместе в ресторан или бар, я видел, как женщины оборачивались и буквально не могли отвести от него глаз, и совершенно уверен, что причиной этому излишнему вниманию был не я.
Когда все это произошло, он «встречался» (по его выражению) с Хиби Фернал уже около года. До этого его подругой была актриса Никола Росс, и когда их отношения закончились, расстались они по-дружески. Не знаю причины этого разрыва и не понимаю, почему «по-дружески», но Айрис мне говорила, что это никак не было связано с выходом на сцену Хиби. Кажется, она считала, что роман с Николой Росс был недостаточно интересным для Айвора. Они оба были одиноки и не связаны никакими обязательствами. Некоторые утверждали, что они созданы друг для друга. Никола, которую он всегда звал «Никси», подходила на роль любовницы члена парламента, с ней было не стыдно показаться в свете: красивая блондинка, делающая все более успешную карьеру, на год или на два старше Айвора. Он даже возил ее в Рамбург-хаус и знакомил с родителями, но так и не решился жить с ней под одной крышей. Но это в характере моего шурина. Он никогда не делил совместный кров с женщиной. Потом наступил разрыв, и появилась Хиби Фернал. Когда Айвор спросил, нельзя ли воспользоваться нашим домом (так и не объяснив до конца, с какой целью), он рассказал мне, как они познакомились.
– Это было на приеме в Юбилейном зале, – сообщил он. – Не знаю, бывал ли ты там. В него нужно подняться по мрачной лестнице в дальнем конце Вестминстерского дворца. Мы ждали семичасового голосования, и мне было нечего делать. Джек Мунро предложил: почему бы не пойти на этот прием? Его устраивали для поддержки благотворительного фонда под названием «Союз сердец».
– Я слышал, как кто-то говорил о его деятельности по радио, – подтвердил я.
– Да. В общем, Джек сказал, почему бы не пойти и выпить задаром, что означает влить в себя ту комариную мочу, которая сходит за «Совиньон» в Юбилейном зале. Как бы то ни было, я отправился вместе с ним. Ответственным за сбор средств был человек по имени Джерри Фернал, но я с ним так и не познакомился. Зато подружился с его женой.
Айвор слегка улыбнулся своим воспоминаниям.
– Продолжай, – попросил я.
– Ты знаешь, как поражают такие вещи. Она является обладательницей одних из самых совершенных ног, какие я только видел. Они такой длины, что могут поспорить с ростом некоторых женщин. А шелковистые длинные волосы светло-русого оттенка достигают талии, и еще масса других достоинств. Я не стал терять время. Подошел к ней и сказал: «Я Айвор Тэшем. Как поживаете?», и она ответила: «Хиби Фернал. Очень хорошо, спасибо, гораздо лучше, чем пять минут назад». Такая женщина мне по сердцу, подумал тогда я, поэтому, кивнув на настенный монитор, заметил: «Видите вон тот зеленый экран? Примерно через пять минут зазвонит колокол и появится надпись белыми буквами «Голосование», и мне придется вас покинуть». – «Тогда лучше я дам вам мой номер телефона, да? – спросила она. – У вас хорошая память?» «Прекрасная», – ответил я, и как только Хиби продиктовала мне номер, появился зеленый колокол. Я сбежал вниз по лестнице и всю дорогу по Вестминстеру повторял снова и снова этот номер под звон колокола на голосование. Я взбежал по лестнице, пересек коридор и очутился в лобби. Я все еще твердил про себя этот номер, когда пошел голосовать, пока мне не удалось схватить какой-то клочок бумаги и записать его.
Вот так все началось. Я позвонил ей на следующий день. Нам удается встречаться примерно раз в две недели, и мне придется что-то с этим сделать, а пока не сможешь ли ты одолжить мне ваш дом на ночь пятницы где-то в районе семнадцатого мая?
– Конечно, – ответил я. – По пятницам мы всегда уезжаем в Норфолк.
Я не колебался. Он был не только моим шурином, но и замечательным другом. Я не сказал себе: Айвор спит с замужней женщиной, которая живет со своим мужем, и ты это поощряешь. Мне даже в голову не могло прийти, что, позволив ему воспользоваться своим домом, я поддерживаю незаконную любовную связь. Я не подумал о том, что этим поступком буду виновен в том, что ни в чем не повинный муж будет несчастен, если узнает об измене жены, и делаю несчастным маленького ребенка, лишая его матери. Ничего из этого своему шурину я не сказал – во-первых, потому что такие мысли просто не пришли ко мне в голову, а во-вторых, такие вещи не говорят хорошим друзьям.
Наш дом в Хэмпстеде очень подходил для тайных свиданий, идеально подходил.
Айвор обычно встречался с Хиби Фернал в своей квартире в Вестминстере. Ей было далеко туда добираться, ведь она жила где-то в Западном Хендоне, на дальней стороне Северной кольцевой дороги. Айвор называл это место захолустьем, а иногда глушью. Я никогда не видел ее дома, кстати, и он тоже. Перед тем, как уехать на свидание с ним, Хиби приходилось ждать, когда сборщик пожертвований Фонда вернется домой, ведь кому-то надо было остаться с ее малышом Джастином. Айвор как-то в другой раз рассказал мне, что они с Хиби чаще занимались сексом по телефону, чем в действительности (фактически это происходило каждый день), и даже тут сталкивались с диверсией – это его выражение, секретаря министра обороны, – со стороны двухлетнего Джастина, который кричал: «Не разговаривай, мама, не разговаривай».
Я сказал, что не колебался, предоставляя ему наш дом, но одобрял ли я? Одобряла ли Айрис? Она, несомненно, этого не одобряла и так ему и сказала. Я старался не осуждать других людей, и то, что я чувствовал, не было неким моральным осуждением – скорее, чем-то близким к физическому отвращению. Я испытывал брезгливое чувство к этой девушке, этой молодой матери… не знаю, но то, что она была молодой матерью, усиливало мое отвращение. Однако это было именно так – женщина возвращалась из дома Айвора к мужу на такси, оплаченном любовником, и обманывала мужа, рассказывая о кино или об ужине с подругой. Вероятно, проходило всего несколько часов, как она из объятий Айвора падала на супружескую постель. И я просто не понимал этого. Я не понимал, почему он или она хотели продолжать такие отношения. Я бы понимал это еще меньше, если бы знал, какими вещами они занимались, их игры, переодевания и разыгрывание сцен. Айрис, которая это понимала, но не симпатизировала любовникам, объясняла мне, или пыталась объяснить, как это было. По ее словам, Хиби и Айвор нашли друг друга в целом мире, а это такая редкость, когда два человека с совершенно одинаковым вкусом, с одинаковым лихорадочным желанием, с одинаковой обжигающей жаждой встречают друг друга. Любовь? Я так не думаю. Я только знаю, что это было совсем не похоже на то, что было и есть у нас с Айрис.