Слаженно, как один человек, эти трое выхватили мечи и бросились навстречу. С арбалетом уже не успеваю, я взвинтил метаболизм и встретил всех троих сверкающей завесой из отточенной стали.
Один мергель отшатнулся с рассеченным лицом, второй вскрикнул, потеряв меч вместе с рукой, третий успел зацепить меня по плечу. Острая боль жгла пару мгновений, я перебросил меч в левую руку и прикончил его жестоким ударом в голову.
Настороженный слух, несмотря на мое хриплое дыхание, уловил за спиной топот бегущих ног. Я уронил меч, выхватил арбалет, повернул влево и выстрелил в одно мгновение.
Впереди мчится красивый воин с яростным лицом, меч зловеще блестит во вскинутой руке, лицо горит азартом боя. Он даже не вздрогнул, когда в груди возникла сквозная дыра, зато бегущего за ним болт расплескал по стенам.
Третий набежал на меня с поднятым мечом. Я уклонился, ударил арбалетом. Острый рог рассек голову, я рванул оружие на себя, треснула кость, открыв дамбу со скопившейся кровью, я отпрыгнул, все еще ухитрившись не испачкаться.
Их вожак привалился к стене, пытаясь устоять на ногах, из дыры хлещет кровь в обе стороны, он смотрел с немым изумлением, губы что-то прошептали.
– Да-да, – ответил я нетерпеливо, – встретимся в аду и все такое… И ты будешь меня ждать там у входа, знаю-знаю! Так что иди, там уже толпа ждет меня, не дождется. А ты займи очередь. Как-нибудь приду на досуге погонять вас, гадов, в хвост и в гриву…
Он упал вниз лицом, я поднял свой двуручник и повернулся к зарубленным. Только один, который с обрубком у плеча на месте руки, пытается встать, держась за стену.
Наши взгляды встретились, он прохрипел:
– Добей…
– Живи, – предложил я, – романы и одной рукой писать можно, вон как Сервантес.
– Это… позор…
– Быть умным позор? – спросил я. – Грамоте обучишься…
– Добей, – прошептал он.
– Добейся сам, – сказал я. – Благородно и красиво. Можешь броситься на меч, как римлянин. Можешь головой о стену, как удалой казак за неимением дуба… Ты единственный дуб на этом этаже.
Он сумел встать, кровь продолжает хлестать, лицо уже бледное, как у мертвеца.
– До…бей… Окажи честь воину…
– Ладно, – ответил я хмуро. – Coup de grace двуручной мизерикордией.
Острая сталь рассекла ему грудь и располовинила сердце. Он сумел выдавить благодарную улыбку, так и сполз со счастливым выражением на пол, а я вытер лезвие о его брюки и рывком открыл роскошно украшенную дверь.
…И замедлил шаг: навстречу по-королевски идет Элеонора в сопровождении двух девушек. Она властным взмахом руки отправила их обратно, лицо сердитое, губы поджаты, темные глаза с ходу метнули острую и шипастую, как моргенштерн, звездастую молнию. Я чувствовал, что сейчас резанет нечто злое, весь истеку кровью, сказал быстро и очень настойчиво:
– Ваше Высочество, туда ходить не стоит.
Она даже не поправила, что ее зовут Элеонорой, хотя должна бы, женщины ее склада такие вещи не забывают, только спросила холодным тоном:
– Почему?
– Напачкано, – объяснил я.
Она поморщилась.
– Куда слуги смотрят?.. Кстати, забудем про прачку, хотя мне очень не понравилось, что я отсюда услышала… да-да, вы так громко обсуждали некие бесстыдности, здесь даже стены покраснели!.. но только что у меня была Юдженильда…
Тон ее не понравится еще больше, чем вид, я сказал уклончиво:
– У вас очень милая подруга, ваша светлость. Она вас очень любит. И ценит. А уж как восторгается, как восторгается вашими невообразимыми достоинствами!
– Да? – спросила она саркастически. – Но вот она скромненько так это похвасталась, что была в твоих объятиях!
– Правда?
– Чуть не лопнула от скромности, – сказала она гневно, – все глазки опускала и хихикала!
Я выдавил из себя:
– Да, она мне тоже показалась… скромной.
– Она лжет? – спросила принцесса с надеждой. – А еще утверждает, что она была совсем голая! Как ты мог?
– Ну, – пробормотал я, – в том случае не столько голая, как обнаженная, я же эстет… Но этот экcгибиционизм ничего не меняет, я же сын степей и особой разницы, как и вы, прекраснейшая из принцесс и цветок королевства, не вижу.
Она вскрикнула:
– Так она… посмела? И ты еще сказал ей, что вы – прекрасная пара?
– Я точно так говорил? – спросил я опасливо. – А то в некоторых случаях говоришь все, что угодно, лишь бы…
Она снова метнула в меня глазами молнию.
– Как ты мог?.. И как она посмела?
– Свободная женщина, – заступился я, – хоть еще и малолетка. Но у вас свободные или полусвободные нравы, так что она вольна в своих развлечениях. Хотя именно на них любопытных дур и ловят… Вот и ее поймали. Нет, не я. Извините, ваша светлость, сюда уже бегут…
Она оглянулась на плотно закрытую дверь. Из коридора приближается грохот тяжелых сапог. Судя по звукам, те двое мергелей из самого нижнего зала сообщили обо мне кому следует, сюда ломится целый отряд, толкаясь в тесноте и звеня оружием.
Секундой позже Элеонора повернула голову в мою сторону, но меня в ее покоях уже не было.
А я, выпрыгнув с разбега в окно, успел в падении превратиться в летающую тварь с перепончатыми крыльями. Булыжники мостовой ударили по мохнатой морде, но я отпихнулся лапами и быстро-быстро заскользил между деревьями, прижимаясь к самой земле и держась в тени деревьев.
Птеродактиль слаб, однако его чутью любой зверь позавидует, я замечал всех в саду, поспешно нырял в заросли, пережидал, а когда добрался до высокого забора из металлических пик высотой в два моих роста, даже не подумал идти к воротам, теперь там явно ждут совсем не те, кого хотел бы увидеть.
Вместо этой глупости я сделал другую, перелетел через забор так низко, что едва не распорол об острия беззащитное пузо. Дальше настороженно смотрел по сторонам и с разлету ударился о каменную стену высокого мрачного здания. Из глаз посыпались искры, несмотря на птеродактильность.
Уже на земле, до чего же надежна это спасительная твердь, я как можно быстрее перебрался в людскую личину. Повезло, здесь глухая стена, окон нет, прохожие сюда не заглядывают.
Сердце стучит так, что кровь гремит в ушах, я кое-как перевел дыхание и торопливо пошел вдоль домов, стараясь не выходить из тени и радуясь наступающей жаре, что загоняет всех в дома до вечерней прохлады.
Впереди из-за высоких, как горы Хребта, деревьев с блестящими листьями выдвинулось здание таверны. Мои чувствительные ноздри издали уловили запах дешевого вина, вареной рыбы со специями и неизменной бараньей похлебки.
Хозяин бросил на меня взгляд, едва я вырос на пороге, кивнул и тут же исчез на кухне. Когда я спустился в зал и шел между столами, на половине для благородных гостей уже спешно вытирали один из лучших столов и накрывали чистой скатертью.