Я опустил взгляд на стул, о спинку которого опираются мои руки.
– Говорят, этот гарнитур помнил еще Гагагена Великого, а вы им предлагаете бить сэра Онофруа по голове! Нехорошо. Теперь таких стульев уже не делают.
А граф Ришар, смягчаясь, сказал сэру Онофруя уже совсем по-отечески:
– Вы вправе иметь свое мнение, но не обязаны им смешить своего сюзерена.
Красный, как вареный рак, сэр Онофруа поклонился, явно желая провалиться сквозь землю.
– Его Величество король Кейдан, – выпалил он торопливо, – намеревается покинуть Ундерленды и, по возможности благополучно пройдя земли дьявола, прибыть в свой стольный град Геннегау!
Я сжал челюсти, в черепе начался жар, в виски стрельнуло.
– Этого еще не хватало…
Граф Ришар и Штаренберг деликатно промолчали, а Куно сказал с несвойственной ему твердостью:
– Ваша светлость, это его законное право. Он – король!
– Ну да, – сказал я, – а я – маркграф. О майордомстве молча предлагается забыть с милостивого молчания императора. Напомни-ка мне, Куно, что может и что не может маркграф.
Он осторожно взглянул на мое рассерженное лицо:
– Ваша светлость, в системе титулов заложен определенный люфт, что позволяет толковать их так и эдак, но, конечно, в пределах…
– Каких пределах?
Он посмотрел на меня с осторожностью:
– В пределах разумного.
Я махнул рукой:
– Понятно, продолжай.
– Формула, – сказал он с поклоном, – «Вассал моего вассала не мой вассал» дает определенную свободу, в том числе самую главную: возможность не участвовать в тех войнах, великих стройках или любых деяниях, которых не требует непосредственный сюзерен.
– Ага, уже хорошо. Что еще?
– Маркграф – это вассал императора, король над ним не властен и вообще не может кого-либо делать маркграфом. Это прерогатива императора.
– Чудненько!
– Одновременно маркграф, – продолжил он бесстрастно, – подданный короля. Его марка не сама по себе, а входит в королевство, не так ли? Хотя и пользуется привилегиями и ограниченным суверенитетом.
Я спросил с беспокойством:
– Но в войнах короля вроде бы участвовать обязан? Не помню точно, маркграф Ролан Бретонский, герой «Песни о Роланде», сопровождал Карла короля или уже императора, а в этом, как я понимаю, весь ключ взаимоотношений…
Он развел руками:
– Я не знаток древних легенд и песен. Я живу в сегодняшнем дне и знаю только сегодняшние законы. Ваше положение весьма двусмысленное, сэр Ричард. Вам многое можно, однако многого и нельзя. Вы сами должны определить ту грань, за которую переходить… чревато.
Я сказал с тоской:
– Вот этого как раз и не люблю. Я ж такой: лучше свое отдам, чем чужое возьму! Ну, при обычных обстоятельствах. А к Кейдану у меня уже нет злости. Я его невзлюбил потому, что он собирался обидеть мою сестру… но если подумать, он действовал так, как действовал бы я сам: пытался пристроить на правах отца народа замуж дочерей овдовевшей, как он считал, герцогини. Заодно пытался покончить ненасильственными методами с раздробленностью королевства, лишить Брабант независимости от центральной власти…
Куно смотрел с удивлением:
– У вас уже нет ненависти к королю?
Я сказал раздраженно:
– Да особой и не было! Я называл мразью и гнусью, но если вспомнить, то лишь за сестру, других поводов не было. А когда ввел войска в его королевство, то я обязан был называть его чудовищем! Сейчас же, когда мы захватили все Сен-Мари… или Орифламме, как хотите, то и вовсе какое-то чувство вины, когда загнали его в Ундерленды…
Я закрыл глаза, вспомнив, что там он захватил меня в плен, зубы мои скрипнули, а на лбу проступили мелкие капельки пота. Куно почтительно молчит, я перевел дыхание и закончил:
– Словом, мешать возвращению короля не буду. Не только из боязни прогневать императора. Просто не вижу для себя в этом прямой выгоды.
Сэр Онофруа, получив щелчок по носу, терпеливо ждал, никаких комментариев себе не позволил, а сейчас проговорил с осторожностью:
– Значит, можно так сообщить?
– Как?
Он понял сарказм в моем голосе, красиво поклонился, разводя обе руки в стороны:
– Как и принято. Что препятствий к возвращению в столицу Его Величества не будет. Без подробных комментариев.
Я кивнул:
– Хорошо. Именно, без подробностей.
Граф Ришар бросился к окну, я замер, чувствуя недоброе, но он лишь сказал быстро:
– Идите вниз. Похоже, там приехали… Да, прибыли.
Во дворе на легких конях гарцевали всадники, но и они, и кони покрыты пылью. Я только успел сбежать со ступеней, как со стороны внешних ворот сада донеслись голоса, стук тяжелых подков, звон железа. Я насторожился, стража сразу же метнулась в ту сторону и пропала за деревьями.
Через пару минут на открытое место к дворцу выехала группа тяжелых рыцарей на огромных конях, все в запыленных плащах и вообще покрытые пылью и грязью от конских копыт и до макушек шлемов.
Из дворца выбежал Макс, охнул, прокричал звонким радостным голосом:
– Это же баннер сэра Клавдия!
– Так быстро? – пробормотал я. – В Брабанте его не было…
Могучие кони под рыцарями шатались и хрипели, выкачивая налитые кровью глаза. Конюхи торопливо расхватывали их, некоторым рыцарям пришлось помогать сойти на землю.
Один отбросил серую тряпку, закрывающую лицо от грязи и пыли, там грязи поменьше, но на бал с такими тигриными разводами не пошел бы даже сэр Растер. Оруженосец привычно принял у него шлем, черные с проседью волосы тоже в пыли, хотя и были под шлемом, только оранжевый, как солнце, панцирь сияет и переливается оттенками, как грозное солнце.
Я радостно воскликнул:
– Сэр Клавдий!
Он заулыбался, пошел навстречу. Я перехватил его в момент, когда он намеревался преклонить колено, сдавил в объятиях.
– Сэр Ричард…
– Как вы так скоро? – сказал я. – Я сам только вчера из Брабанта!
Он сказал сожалеюще:
– Герцог Готфрид сразу от Тоннеля поспешил в крепость, чтобы успокоить своих и начинать принимать войско. А мы ринулись сюда по прямой. Сэр Палант клянется, что однажды в сотне ярдов пронесся всадник на огромном черном коне, очень похожий на вас. Правда, когда мы повернули головы, там уже никого… Думаю, почудилось от усталости. Ни один человек не в состоянии двигаться так быстро, а если и смог бы, то лишь с помощью врага рода человеческого.
– Конечно-конечно, – поддержал я его горячо. – Враг постоянно ждет, на чем бы нас подловить… Я так рад, что вы решились отправиться в Орифламме, а также счастлив вернуть вам замечательный амулет, который буквально спас нас в тот день, помните?