– Прибыль, разумеется, пополам?
– Вы читаете мои мысли.
– А где уверенность, что на такую справедливость согласятся сами пострадавшие?
Блант коротко хохотнул и пригубил бокал вина.
– Милорд, речь идет о сотнях миллиардов! И если эту мысль орегонским магнатам подсунет не кто иной, как наш общий друг – не станем всуе трепать его имя, – они будут визжать от восторга! И не беспокойтесь, Сенат протащит это решение подавляющим большинством голосов.
– Да, я знаю – на Орегоне без решения Сената и муха не чихнет. Гм, над этим стоит подумать. У меня бездельничает целая орава высококвалифицированных мерзавцев, и они с удовольствием возьмутся за такую работу. Черт возьми, Ярро, вы опять втягиваете меня в какие-то весьма сомнительные мероприятия!
– А вам самим без них не скучно? – лукаво прищурился господин советник.
– Тысяча чертей! Но ситуация-то изменилась коренным образом!
Блант скептически улыбнулся и вытер салфеткой губы.
– Побеседуйте с миледи…
* * *
Дитц опустил катер на недавно законченном посадочном поле, и сопровождаемый охраной Торвард быстро прошагал через тенистую аллею к парадному подъезду своей резиденции.
Этот дворец принадлежал чертовски упрямому лорду, водившему личную дружбу с Домом Хэмпфри, и танковые гусеницы порядком размолотили имение. Строительным бригадам понадобилось целых пять дней, зато теперь усадьба сверкала пуще прежнего. Торвард поселился в этом гнезде исключительно по настоянию лорд-канцлера: командирские апартаменты «Валькирии» его вполне устраивали, и даже перевезя сюда свои вещи, он все равно считал линкор своим домом.
У входа его встречал благообразный седобородый дворецкий, выкопанный где-то тем же Ровольтом, и пара неизменных легионеров.
– Бассейн, Марко! – приказал на ходу Торвард. – И сок сиу – ледяной!
Орава слуг его раздражала до безумия, и он разогнал их в первый же день, заменив лакеев молоденькими девочками из гарема покойного хозяина гнезда. По коридору спешил «домашний» референт – смышленый юноша из местных, найденный Энджи в главном офисе бифортского банка. Парень выглядел взволнованным; впрочем, другим Торвард его не видел.
– Что у тебя, Брент? – спросил он, шаря по карманам в поисках ключа от собственной спальни.
– Господин глава департамента развития докладывает о прибытии представителя одного из крупных аврорских банков, милорд. Леди Энджи будет ждать вас на полчаса раньше условленного времени…
– Ох Господи… – Торвард распахнул тяжелую дубовую дверь и взмахнул рукой:
– Заходи. Что еще?
– Его милость лорд-канцлер полдня заседал в комиссии по банкам и финансовой политике.
– Заседал, говоришь? Да, он у нас любит позаседать. Так: Шрайверу ничего не обещай, понял? Если еще раз позвонит миледи, передашь ей, что я все понял и прибуду без опозданий.
Он содрал с себя сапоги, побросал как попало одежду, швырнул в сейф меч и кобуру и отправился в бассейн.
В обширном подземном зале его ждала белокурая девочка с золотым подносом, на котором стояли ледяной бокал и запотевший графин: дворецкий знал, что во время купания его милость выпивает никак не меньше пол-литра.
Девочка поставила поднос на легкий плетеный столик у самого края бассейна и согнулась в поклоне.
– Останься, – приказал ей Торвард, бросая на стол принесенные с собой сигареты, – сядь и, если хочешь, кури. Сейчас мне не хочется быть одному.
Бросив ей на руки мохнатый белый халат, он погрузился в теплую ароматизированную воду – из стенки ударила сильная косая струя, и он встал перед нею, смывая с себя усталость суматошного дня.
«Вот мы и приехали, – сказал он себе. – Как любит говорить Энджи: плыли, плыли, а на берегу усрались. На хрена мне этот замок? Эти милые девули, стремящиеся угадать любое невысказанное желание? Каким же я был идиотом!»
Минувшей ночью ему опять приснился тот давний сон: рубка «Валькирии» и пыльная бездна на экранах. Рывком проснувшись, Торвард высвободился из нежных рук спящей Энджи и долго курил на балконе, до одури всматриваясь в такое незнакомое звездное небо. Его место было там, посреди ажурного узора созвездий. Он в тысячный, наверное, раз проклял все на свете и ощутил острый укол зависти: как просто было жить лукавому предку! Он с гордостью носил свой черный мундир и четко различал добро и зло.
Торвард подплыл к краю бассейна, встал – там было ему по грудь – и поднял голову:
– Вента, налей мне стаканчик.
Девочка поспешно протянула ему наполненный бокал: он глотнул и потребовал сигарету.
«А так ли уж четко, – подумалось ему, – так ли уж четко дорогой дедуля разграничивал черное и белое? И когда вообще в человеческой истории имели место быть персонажи сугубо положительные или сугубо отрицательные? Когда-то, конечно, такие и случались – да только как давно это было, Господи! Кто у нас тут положительный герой? Я, расстреливающий людей из биполярных пушек? Или, может быть, Лука, который чихать хотел на законы, акцизы и вообще любые правительства… – Торвард хмыкнул и прислонился к стенке бассейна. – А с другой стороны, как же назвать нас героями отрицательными, если мы благополучно тащим из нищеты целую планету?»
Он вдруг улыбнулся. Кажется, впереди была длинная жизнь, и у него имелись все возможности для того, чтобы сделать ее по крайней мере нескучной.
…Лимузин замер перед верандой уединенного кабачка на окраине города. Пузатый хозяин, улыбаясь смущенно и простодушно, отвел высокого господина к небольшой затянутой вьюном беседке, где дожидалась его прибытия Энджи. Торвард учтиво поздоровался с советниками и подсел к столу.
– Ты стал на редкость пунктуальным, дорогой, – улыбнулась Энджи.
– Я справился в порту быстрее, чем думал. Знаешь, у нашего Улли-Волли целая куча проблем, бедняга просто сходит с ума. Тебе нужно будет потолковать с его милостью лорд-канцлером…
Ужин прошел в обычной скучной болтовне о кредитах и финансовой политике оккупационного правительства. Советники настаивали на необходимости дальнейшей модернизации принятого законодательства, а Торвард откровенно зевал.
Поздним вечером, когда лимузин двинулся по шоссе, он вдруг сказал, закуривая очередную сигару:
– А знаешь, малыш, мне кажется, что дорогой дедуля здорово слукавил…
– Что ты имеешь в виду? – удивилась Энджи.
Торвард поудобнее устроился на кожаных подушках сиденья и загадочно усмехнулся:
– Я думаю, что он откровенно врал, рассказывая мне о том, что смогу увидеть лишь отдельные фрагменты моей героической биографии. Я не могу отделаться от ощущения, что все мы – не более чем пешки в чьей-то большой и очень старой игре.
– Ну, Тор… – устало обняла его девушка, – по-моему, ты слишком много думаешь о своем почтенном предке.