Для того чтобы семья стала для подростка криминогенной средой, вовсе не обязательно, чтобы родители пьянствовали, уклонялись от работы, ругались нецензурными словами, дрались друг с другом и грубо обращались с сыном… Тинейджер – существо впечатлительное и в своем восприятии информации недостаточно критичное, часто принимающее на веру факты и сведения, которые на веру принимать не стоит. Для пробуждения в нем агрессии, в том числе и в его поведении, критических и агрессивных высказываний родителей в адрес других людей, оказывается вполне достаточно.
К примеру, исследования группы американских психологов под руководством Кристины Ботто (2011 г.) показали, что примерно у четвертой части мальчиков в возрасте от 15 до 18 лет из благополучных семей все биохимические и нейрофизиологические показатели агрессивного состояния (от концентрации адреналина до особых пиков электрической активности мозга) максимально велики в 9–10 утра в понедельник, после уикенда, проведенного вместе с родителями. Оказалось, что в этих «благополучных» семьях, сидя с сыном у телевизора (и не только у телевизора), родители постоянно критиковали и знакомых, и лиц, выступающих по ТВ. Их критика была наполнена злобой и агрессией, и они индуцировали этими установками и эмоциями сына. Я мог бы привести еще множество подобных исследований, к сожалению, только зарубежных; в нашей стране они не проводятся из-за отсутствия дорогостоящей аппаратуры и высокой стоимости самого изучения подобных «благополучных», а на самом деле подталкивающих сына к жестокому и агрессивному поведению, семей.
Родители потом всем объясняют, что на сына повлияли телевизионные передачи и компьютерные игры, дворовая компания и ее предводители – мальчики из неблагополучного окружения.
А вот романтическое увлечение, влюбленность, любовь (первые два состояния встречаются чаще!), сопутствующая им сексуальная жизнь, как показывают и специальные исследования, и наблюдения психологов и врачей, создают мощный противовес импульсам антисоциального поведения.
И мотивы, и характер асоциального, антисоциального и противоправного поведения подростков существенно отличаются от таковых у взрослых мужчин. Не зря во многих странах существуют совершенно отдельные от «взрослых» правоохранительных органов – и ювенальная полиция, и ювенальные следственные органы, и ювенальная судебная система. В системе ювенальной юстиции профессиональные психологи и врачи-психотерапевты составляют четвертую часть всех сотрудников. Я лично хорошо знаком с руководителем психологической службы ювенальной юстиции Франции доктором медицинской наук, профессором психотерапии Филиппом Бессолем – (Philippe Bessoles) – мы преподаем на одной кафедре. По его мнению, только наличие отдельной системы правоохранения для подростков может предупредить их повторные проступки, а главное – предупредить их переход во взрослую криминальную среду. «Если мы признаем подростковый возраст кризисным состоянием, а значит, во многом нездоровым, болезненным, то и на правонарушения тинейджеров надо смотреть как на действия не совсем здоровых людей. Люди же не совсем здоровые, с конкретными нарушениями некоторых мыслительных и эмоциональных процессов, не могут нести полную ответственность за свои проступки, какую несут здоровые взрослые мужчины» – вот главный тезис Ф. Бессоля.
Криминальные психологи европейских стран убеждены: только снижение подростковой преступности способно реально снизить криминальные проявления в стране в целом. Снизить же подростковую преступность обычная, «взрослая» полиция не может в принципе, как бы ни старалась: для этого нужны особые знания тинейджерской психики, тинейджерской среды и особый опыт общения с подростками.
Принципиальным обстоятельством во всей деятельности ювенальной юстиции признается тот факт, что акселерация психосексуальной сферы продолжается, разрыв между физическими возможностями и потребностями тинейджера, с одной стороны, и его психической взрослостью, социально-психологической адаптацией – с другой, непрерывно растет. Этот разрыв обрекает подростка на антисоциальное и противоправное поведение. При этом мы не можем считать тинейджера полностью ответственным за такое поведение. Впрочем, ювенальное правоохранение во Франции активно функционирует больше 30 лет, усилий и средств затрачено во много раз больше, чем на космическую программу, но пока и во Франции увеличиваются и подростковая, и общая преступность.
Прежде всего, в отличие от «настоящих» преступников, большинство криминальных действий они совершают в группе. По мнению ведущих французских, английских и американских специалистов, подростковая группа – дворовая или школьная – играет положительную роль в развитии мальчика только до 15,5–16 лет. После этого возраста ее суммарное, итоговое воздействие оказывается отрицательным: разумные по отдельности подростки в группе стремятся произвести впечатление, доказать свою ценность или даже превосходство себе и участникам группы, доказать путем асоциальных или антисоциальных поступков.
Долгое время специалисты полагали, что негативное воздействие референтной группы на мальчика связано с появлением в группе так называемого «отрицательного лидера» – подростка с антисоциальными наклонностями и способностями к индукции: «заражению» этими установками и тенденциями мальчиков, у которых они изначально отсутствуют. Но современные исследования с использованием скрытого видео– и аудионаблюдения показали, что в абсолютном большинстве тинейджерских групп, совершивших антисоциальные или криминальные действия, никакого постоянного «отрицательного лидера» нет, точнее, ими, негативными лидерами, на час-два становятся совершенно обычные ребята.
Нападения на прохожих с целью отнятия у них денег и вещей, то, что ювенальные криминалисты называют «подростковыми грабежами» (жертва не намечается заранее, ее – жертвы – материальное положение не учитывается, тинейджеры редко грабят женщин, хотя взрослые преступники предпочитают именно последних), существенно учащаются после демонстрации по телевидению фильмов со сценами насилия. Исследования показывают, что влияние кино и телевидения на агрессивность подростков с каждым годом возрастает: во-первых, сцены насилия снимаются более мастерски, более эмоционально захватывающе. Во-вторых, увеличивается размер и разрешающие способности телевизионных экранов, яркость цветов, растет качество изображения в целом, что, конечно же, усиливает воздействие и эпизода с насилием, и всего фильма в целом. В отличие от взрослого мужчины, тинейджер еще недостаточно четко проводит границу между искусством (или его подобием) и реальной жизнью, не осознает условность происходящего на экране, воспринимает фильм как часть реальной жизни, фильм толкает его к конкретным действиям. В последние годы несколько крупных забастовок работников телевидения в странах Запада показали, что в те недели, когда телевещание отсутствовало (во всяком случае, когда «выпадали» крупнейшие телеканалы), подростковая преступность существенно сокращалась во всех ее аспектах, в то время как преступность взрослых не уменьшалась ни на йоту. Такая крупнейшая, почти четырехмесячная забастовка ведущих телеканалов произошла в Монреале (Канада) в 2009 году. К концу четвертого месяца локаута преступность тинейджеров в пяти крупнейших городах страны уменьшилась в три, а основной и наиболее тяжелый ее вид – подростковые грабежи – в 4 раза.