Я поуютнее устроился в кресле и даже вздремнул. У меня есть немножко времени. Сегодня у либеральной партии в штаб-квартире банкет, плавно переходящий в оргию. После банкета Депутат поедет домой. Тут мы с ним и встретимся.
Появился он в первом часу ночи. О его приходе возвестил щелчок замка, скрип двери и веселое разноголосье.
— Сейчас мы как… — это голос хозяина квартиры.
— Хи-хи, я аж покраснела, — этот голос женский, точнее, девичий.
— Я вас буду объедать, как торт, — это Депутат.
— У, маньяк, — это второй девичий голос.
— Я не маньяк. Я добрый. Гр-р…
Кажется, он вцепился зубами в чье-то мягкое место, и гостья вскрикнула в восторге.
Свет зажегся, и в комнате появился Депутат. На руках его висели две девчушки лет по пятнадцать, платиновые крашеные блондинки.
— Ая-яй, как не стыдно, Андрей Григорьевич, — покачал я головой. — Я же заказывал брюнеток. И не старше тринадцати лет.
— Гхры, — издал он нечленораздельный звук.
— Дайте девушкам деньги на такси. И заплатите за беспокойство, — посоветовал я. Мне очень хотелось испортить ему эту ночь.
— Но…
— Андрей Григорьевич, — я укоризненно покачал головой, и Депутат послушно полез за увесистым толстым портмоне, на который девчонки уставились, как зачарованные.
Он отстегнул им по зеленой купюре, и малолетки вытряхнулись из квартиры.
— Как ты сюда попал? — спросил Депутат, привычно поправляя перед зеркалом галстук. Для члена законодательного собрания галстук — это как для шахтера отбойный молоток. Он любил свои галстуки. Он тратил на них огромные деньги. И он лелеял их.
— Через потолок.
Он невольно поднял глаза наверх.
— Как это?
— А ты догадайся.
Проник я в дом без проблем. Тетке, дежурившей внизу и не пускавшей никого в дом, как цербер, я продемонстрировал удостоверение прокуратуры.
— Ой, а что случилось? — всплеснула она руками.
— Случилось, — многозначительно произнес я и, пройдя мимо нее, спокойно уселся в лифт, поднялся на седьмой этаж, открыл ключом дверь.
Откуда ключ? Не буду рассказывать, как я умудрился сделать слепок с ключей Депутата. Было дело, представился подходящий случай. При общении с людьми надо знать о них все и рассчитывать на самые неожиданные варианты отношений.
— Всю песню испортил, — вздохнул Депутат. — Нормально не мог в гости прийти?
— Не мог. Я стал кинозвездой.
— Видел. Но ты сейчас на себя не похож.
— Стараюсь… Отлично выглядишь, — похвалил я.
— Тоже стараюсь. Общественный статус заставляет.
— Да, — согласился я.
Несмотря на то что сам вождь либеральной партии с утра до вечера клялся в ненависти к Америке и обзывал нехорошими словами их президента, птенцы его гнезда очень быстро впитывали именно американские стандарты. Партийцы оформлялись в соответствии с требованиями к имиджу средней руки американского бизнесмена. Галстук шелковый черный, не дешевле пятидесяти долларов — иначе засмеют. В кармане чернильная ручка, лучше всего модель «Доупол» фирмы «Паркер» — вон она торчит из кармана Депутата, стоит триста восемьдесят баксов. На руке часы «Тэнк» фирмы «Картье», три тысячи зеленых. Сотовый телефон, притом обязательно в кожаном чехольчике, который тянет на сто пятьдесят баксов. Портрет Депутата закончен.
— Вообще я пришел спускать с тебя шкуру, — кинул я небрежно.
— Что? — собеседник выпучил на меня свои и без того круглые темные очи.
— План по сдаче шкур у меня не выполнен. Тебя сразу убить? Или лучше помучаешься?
— Э, Тим, брось так шутить, — обиделся он.
— Знаешь, что я больше всего не люблю. Когда мне врут. Камешек вранья может вызвать обвал.
— Ты о чем?
— Ты не сказал, что был перед первым исчезновением Михаила Зубовина в его компании.
— Ну, был… А ты не спрашивал.
— Ну-ка, выкладывай все. И без запинки.
— Вождь наш на тусовке в «Голубой бездне» выступал. Твердил, что геи, если он станет президентом, официально получат канал на телевидении, театр Вахтангова и будут признаны политической партией. Потом облобызался с одним из них, отказался уединиться, хотя у того бедолаги аж ресницы от вожделения дрожали.
— А Михаил Зубовин?
— Он тоже там был. Вождь и с ним обнялся. Обещал, что когда у геев будет свой телеканал, то директором на нем будет Зубовин.
— Дальше?
— Зубовин и тот гомик, с которым вождь лобызался первым, — он танцор в «Бездне», уехали вместе.
— И что?
— И все. Позже я узнал, что Зубовин исчез. Потом он нашелся. И теперь исчез.
— Он с тем танцором накоротке?
— Как сказать. Зубовин официально вроде как и не гей, просто сочувствующий, и в «Голубую Бездну» вроде бы опустился, чтобы осветить встречу Ширшиновского с электоратом…. И никто не знает, что они вдвоем уехали. Я покурить вышел, видел, как они обнимались у выхода. Потом каждый в свою машину сел. Конспираторы. Мне кажется, у них давняя страсть. Обнимались как-то по-семейному,
— Кроме тебя кто видел это?
— Скорее всего, никто не видел.
— Как ты умудряешься все время совать всюду свой нос.
— Умею.
— Чего раньше молчал?
— Не хочется лезть мне во все это, — вздохнул Депутат. — Такой гнилью от всей этой карусели тянет…
— Как того приятеля Зубовина из «Бездны» найти? — осведомился я, вытаскивая конверт с деньгами и бросая на журнальный столик. Услуги Депутата должны оплачиваться, иначе он растеряет весь свой энтузиазм.
— Это Лева Бландинц, Он достаточно известный танцовщик. В шоу с Борисом Моисеенко участвовал.
— Он сейчас выступает в «Голубой луне»?
— Нет. Выступал полгода назад. Но потом завязал. Сейчас в каком-то кабаре для голубых.
— В каком? Ты как партией уполномоченный должен знать подобные места.
— Не знаю. Сейчас их тьма, этих баров, — Депутат раскрыл пакет с деньгами, радостно хмыкнул.
— Ну так узнай, — приказал я.
— Узнаю…
Пара высших чиновников страны со свитой прибыли на ежегодную тусовку в Австрии — форум экокомического развития Европы, К ним же присоседился Олигарх всея Руси и несколько акул рангом поменьше. На этих форумах российская делегация занимала почетное место, поскольку уже десять лет там и на других подобных тусовках Россию удачно продавали по частям и, к изумлению мировой общественности, никак не могли допродать, и тогда опять начинались разговоры о загадочной русской душе и таинственной заснеженной стране.