Я прикусила губу, услышав это. Папа, пораженный, не произносил ни слова ни мысленно, ни вслух. А Биш оставался старым добрым Бишем. Он был от всего этого не в восторге и думал, что люди могут говорить что угодно, и это не значит, что сказанное ими правда. Но он обещал не возвращаться к старой позиции и не возвращался. Он знал, что наша свадьба неизбежна. И только надеялся, что со мной все будет в порядке и я обращусь к нему, если понадобится.
– Обязательно обращусь, – заверила я. – Но это вряд ли понадобится.
Биш неловко улыбнулся.
– Не знаю, – сухо сказал он, – привыкну ли когда-нибудь к тому, что ты можешь читать мои мысли.
– Вот-вот, и я это говорю, – улыбнулся папа.
Я посмотрела на них и поразилась, как мирно все складывалось. Кусочки пазла сами по себе, не цепляясь за края, укладывались вплотную друг к другу.
Тут послышался звонок входной двери.
– Интересно, кто это может быть? – удивленно произнес папа.
– Может, Джен? – Я почувствовала, как напрягся Биш. – Вчера я сказала ей, что она может приходить, но после всего, что произошло, думаю, лучше нам прийти самим. Я открою.
Я подошла к двери и, еще не взявшись за ручку, услышала мысли женщины. Сначала я подумала, что это Джен или потом Бек, но, застыла, так и не открыв дверь.
Не может быть…
В надежде убедиться, что ошиблась, я рывком распахнула дверь, и она с шумом хлопнулась о стенку. Там стояла она, собственной персоной…
Моя мама.
Калеб выбежал вслед, почувствовав, как ухнуло мое сердце, и обнял за талию. То ли для того, чтобы успокоить меня, то ли чтобы сдержать – не уверена, что он сам это знал.
– Сара? – раздался за моей спиной изумленный голос папы.
– Привет, Джим, – поздоровалась она. Прошло столько времени, с тех пор, как я последний раз слышала ее голос, что с трудом узнала его. Она похудела, очень похудела, но болезненной ее назвать было нельзя. Скорее она сама постаралась сбросить вес. Волосы она выкрасила в иссиня-черный цвет, сильно загорела и сильно накрасилась.
Мы просто стояли и смотрели друг на друга. Она внимательно, с облегчением, смешанным с удивлением, разглядывала меня.
Она наконец занялась собой. Похудела и подрезала эти жуткие космы. А кто этот…
Мама с искоркой в глазах глянула на моего запечатленного, и я сразу поняла: примирения между нами не будет. Она не изменилась. Ее не интересовало возвращение в нашу семью.
– Ты что здесь делаешь? – хрипло спросил папа.
– Джим, мы же говорили по телефону, и ты знаешь, зачем я здесь. Я готова вернуться домой, – произнесла она нетерпеливо и раздраженно. Мол, как это мы осмеливаемся спрашивать ее, когда она на пороге нашего дома?
– Боюсь, не выйдет, – папа подошел и встал рядом со мной. – У нас сейчас нет свободных комнат.
– Ты с кем-то встречаешься? – Она рассмеялась, словно предположила нечто невероятное.
– Нет, я ни с кем не встречаюсь. Я был немного занят, заботясь о моей дочери.
У мамы побагровело лицо.
– Нашей дочери.
– Хватит! – закричала я. Реагируя на мой гнев, задребезжала люстра над нашими головами. Я почувствовала, как Калеб сжал мою руку, и сделала глубокий вдох. – Хватит, мама. Что ты здесь делаешь, в самом деле?
Я уже видела в ее мыслях, что ее бросил возлюбленный. Она жила в его доме, а теперь ей некуда податься. Мама отказалась работать официанткой, а это была единственная работа, которую ей удалось найти. И сейчас она собиралась сказать, будто ей хотелось убедиться, что со мной после «тяжелого испытания» все в порядке. И что она хочет остаться дома.
Разрушительница семей.
– Я говорила тебе…
– Правду, – велела я.
Мама вздохнула и разыграла трогательную сцену, разгладив волосы и приклеив к лицу широчайшую фальшивую улыбку.
– Дорогая, – проникновенным голосом произнесла она и сделала шаг в мою сторону. – Я скучала по тебе.
Когда она дотронулась до моей руки, прежде чем я успела отступить, я увидела это. Ее маленькую тайну, ее грязную непорядочность, которая перевернула все, что я знала о нашей семье. Она была настоящей разрушительницей семей.
Я увидела, как она хохочет. Она молода, и человек, с которым она находится, тоже молод. Сначала я подумала, это колледж или что-то вроде того, но потом рассмотрела, что это дом… наш дом. Они были на кухне и занимались отвратительными вещами на кухонном столе. Потом она посмотрела на часы и быстро прекратила эти манипуляции.
– Муж скоро вернется, – объяснила она своему парню.
– Завтра в то же время? – спросил он, стоя спиной ко мне.
Она поцеловала мужчину, крепко прижавшись к его губам, и тут видение перенеслось в другое место.
Она плакала в ванной, сжимая в руке небольшую белую палочку. Видимо, что-то ее сильно расстроило. В дверь тихо постучали. Она сердито хмыкнула и закатила глаза, но, вытерев лицо и натянуто улыбнувшись, заговорила милым и невинным голосом:
– Входи.
Папа был тогда молодым и красивым, он смотрел на нее заботливо, с беспокойством.
– Ты в порядке? Что эта штука показала?
– Я беременна, – прошептала мама.
Папа сильно удивился.
– Но… мы же были осторожны… предохранялись.
– Это не всегда стопроцентная гарантия, Джим.
Он расплылся в улыбке и со смехом поднял ее на руки.
– У нас будет ребенок! Я знаю, ты хотела немного подождать, но… это же здорово! У нас будет ребенок!
– Да, – радостно произнесла мама, но глаза ее оставались холодными. – Будет.
Потом видение снова сменилось. Мама комкала в руках листок бумаги. Это был результат какого-то анализа крови, взятого у меня, когда я болела. Она выбросила листок в мусор, как никчемную бумажку. Присмотревшись повнимательнее, я прочитала предложение, которое перевернуло весь мой мир.
Папа не был моим биологическим отцом.
Я пришла в себя, почувствовав на шее теплую успокаивающую руку и уткнувшись в шею, пахнущую, как вся моя вселенная. Я расплакалась и прижалась к Калебу. А он сделал единственное, что мог, – крепче меня обнял.
Как она могла? Как? Почему?
Как она могла все эти годы притворяться счастливой и делать вид, что любит нас, когда вовсе не хотела меня? Она не хотела папу, наш дом. Ненавидела все это, терпела нас. Как она могла так поступить с папой? Я не знала, что сказать.
– О Мэгги. Бедная.
– Он не должен узнать. – Я умоляюще посмотрела на Калеба. – Не должен узнать. Это убьет его. Он не должен…