Вместо ответа Вильнев осушил бокал вина. Затем он наклонился к ней так близко, что она не могла не заметить, что от него и сегодня исходит легкий ореховый запах.
— Мне не хотелось бы об этом говорить, — резко ответил он, и дружелюбие в его голосе исчезло.
Паула, которая на какое-то мгновение потеряла бдительность, отпрянула и испугалась, что ему снова удалось сбить ее с толку.
Королева обратилась к Пауле, она хотела знать, как ее зовут. Пауле показалось, будто все разговоры за столом внезапно стихли, потому что королева говорила очень громко, и все на нее смотрели.
Едва она успела назвать свое имя, как королева дружелюбно спросила, откуда она родом, сколько у нее детей и все ли у них в порядке. Королева и не подозревала, что ее внезапные вопросы, словно гранаты, били ей в живот и взрывались у нее в голове. Поэтому она и пары слов связать не смогла. «Соберись, Паула», — попросила она себя, глубоко вдохнула — как раз кстати оказался чуть горьковатый ореховый аромат Вильнева, — и ей таки удалось объяснить королеве, что у нее, к сожалению, нет детей. Она чуть было не спросила королеву о ее детях, но, к счастью, вовремя вспомнила, что ей рассказывала мадам Риве: премьер зачал с другой женщиной шестнадцать детей, но ни от одной из королев, ни от Разохерины, ни от Ранавалуны, у него детей нет. Поэтому Паула спросила королеву о ее предках, что она сочла умным ходом, потому что надеялась таким образом вывести разговор на свою бабушку.
Она сделала глоток вина и внимательно слушала королеву, которая начала долгий рассказ о дедушке своего дедушки, который был астрологическим советником святого Андрианампуинимерина. Пауле сложно было сосредоточиться на рассказе Ранавалуны II, она все еще не могла отделаться от того потрясения, которое вызвал у нее первый вопрос королевы.
Когда королева наконец закончила свой рассказ, Паула кивнула, будто бы тронутая им и надеясь, что ей удастся заговорить о своей бабушке.
Но в этот момент в разговор вмешался Вильнев и спросил королеву, что она думает по поводу исследовательских проектов.
Ранавалуна быстро взмахнула перед ним своим кружевным веером, будто хотела прогнать назойливую муху, затем сразу же повернулась к Пауле и попросила ее поведать что-нибудь о своих предках.
Паула подавила улыбку и начала рассказывать о своей бабушке, которая бывала здесь, при дворе, со своим мужем: тот написал портрет Радамы I. Паула почувствовала, как снова все за столом повернулись к ней и все разговоры прекратились. Ласло наблюдал за ней, как за редкой бабочкой, и казалось, что премьер держит ухо востро.
— Ваш дедушка создал прекрасную картину, — сказала королева и захотела узнать об этом больше. Она была озадачена тем фактом, что никому не известно, где умерла бабушка Паулы и где покоится ее прах, и она отнеслась с пониманием к тому, что Паула намеревалась выяснить это. Она была рада за бабушку, что у нее такая хорошая внучка.
— Для нас, малагасийцев, ничто не может быть хуже, чем покоиться в чужой земле, где никто о тебе не заботится. Я распоряжусь, чтобы завтра утром к восходу солнца в честь вашей бабушки была принесена жертва.
— Это очень великодушно с вашей стороны, ваше величество. — Паула чувствовала, что чрезмерное внимание к ней со стороны королевы не всем присутствующим за столом пришлось по душе.
Мортен, который сидел с другой стороны от нее, тяжело вздохнул.
— Жертва! И это называется «христианская королева», — прошипел он.
— Ш-ш-ш, Мортен, пожалуйста, вас могут услышать!
— Но это же правда, она участвует в купальном празднике, как язычница, вот теперь еще и жертва, что еще? Это противоречит воле Господа.
Паула положила руку на плечо Мортена.
— Пожалуйста, мне хотелось бы больше узнать о своей бабушке, и все мои молитвы пока не привели к какому-либо результату.
В этот момент в комнату вошли музыканты, которые выступали с певцами и танцорами. Пять девушек, облаченных в длинные желтые платья, с похожими на тюрбан сооружениями из ткани на голове и платком вокруг талии, который во время веселых громких песен снимали и использовали в танце, — они напомнили Пауле пляски баварских обществ любителей национального костюма, когда девушки держали в руках разноцветные платочки и размахивали ими. Со стола убрали блюда с рисом и мясом и вместо них принесли серебряные блюда с фруктами. Ананасы, бананы, пальмовый мусс, кокосы, черимойя, манго и папайя. Также там были фрукты, которые Паула еще никогда не видела: большие, светло-зеленые, напоминающие дыню плоды с колючками, похожие на средневековую утреннюю звезду, а также красные фрукты в форме сердца и оранжевые размером со сливу.
Кроме того, на столе были кружочки ананаса и банана в тростниковом сахаре и фламбированные ромом, благодаря чему распространялся тонкий аромат карамели и терпко-сладкой фруктовой мякоти, о котором мечтала Паула: она могла бы запомнить его и претворить в парфюм.
Королева, которая до этого практически ни к чему не притронулась, съела черимойю, два кусочка ананаса во фритюре и несколько фламбированных фруктов, которые ей все время подкладывал Ласло и таким образом обращал на себя ее внимание. Паула начала расслабляться. «Значит, завтра утром, — подумала она, — завтра утром у меня будет возможность поговорить с королевой о земельном участке Матильды».
— Я действительно хотел бы знать, что замышляет этот человек. — Мортен смотрел на Ласло так, словно с ним что-то было неладно и именно это очень злило его.
— Он мой ассистент, — раздался голос Вильнева.
— И почему вы выбрали в ассистенты именно этого Адониса? — спросил Мортен.
— Потому что он очень хорошо рисует.
Паула посмотрела на Ласло и попыталась представить себе, как он тщательно вырисовывает растения рядом с этим ворчливым Вильневом, но ей это не удалось.
— Большего и не нужно, чтобы быть вашим ассистентом? — В голосе Мортена послышалось недоверие, и Паула вспомнила, что Вильнев прежде говорил о том, что Ласло непременно хотел отправиться в это путешествие.
— Нет, — снова раздраженно сказал Вильнев.
— Так он отлично рисует? — упорствовал Мортен.
— Нет.
— Почему вы тогда не расстанетесь с ним?
— Мне бы этого не хотелось, кроме того, для премьера мы все — одна команда, и если кто-либо из нас допустит оплошность, то это отразится на каждом.
— В этом вы правы, — тихо вздохнул Мортен. — Нам следовало бы не выпускать его из виду.
— Может, вы оба просто завидуете его молодости и красоте? — Наверное, это вино позволило Пауле задавать такие вопросы.
Мортен презрительно фыркнул, а Вильнев промолчал.
— В мире есть нечто более важное, чем подобные красавчики, — сказал наконец Мортен. — Мужчина должен быть таким, чтобы на него можно было положиться, а этот Ласло напоминает мне бамбук, очень покорный и всегда готовый повернуться туда, куда ветер дует.