Странным было то, что многие оставляли слова в очевидных местах. Эмили понимала, что их нельзя уничтожить, так как они, сидя в сознании, отличались увертливостью; если она пыталась вспомнить одно из своих, ее мозг тут же предлагал более легкие варианты, например, «файрмикс», которое ничего не значило. Поэтому нужно было иметь их в написанном виде. Однако Эмили порвала свои карточки, пронумеровала кусочки на обратной стороне и спрятала код, по которому можно было собрать их в учебниках. Все остальные, судя по всему, просто рассовали карточки по книгам и ящикам, или сунули под матрасы, или, в случае с мальчиками, в карман брюк. Эмили не могла понять, как человек может столь небрежно относиться к тому, что может причинить ему вред.
* * *
– Я все знаю, – сказала она Джереми. – Я все вычислила. Итак, хорошая новость: мне больше не надо донимать тебя вопросами.
Джереми оглянулся на нее. Он играл в баскетбол. Или практиковался в баскетболе. В спортзале никого, кроме них, не было. Джереми бомбардировал корзины от штрафной линии, делая один бросок за другим. Эмили смотрела на его блестящие шорты.
– Жили-были чародеи, – сказала она. – Которые были обычными ребятами, но при этом чуть-чуть разбирались в технике убеждения. У некоторых из них дела шли хорошо: они правили королевствами, основывали религии и так далее, но изредка их сжигали на глазах у разгневанной толпы, или обезглавливали, или топили, проверяя на принадлежность к колдунам. Поэтому за последние века – наверное, за последние пятьдесят веков или что-то вроде этого – они решили создать свою Организацию. Чтобы решить проблему с казнями и прочим сжиганием. И… – Эмили взмахнула рукой. – Результат. Больше никаких отрубаний головы.
Джереми бросил мяч. Тот с шелестом влетел в корзину.
– За это время и слова здорово улучшились, – сказала она. – Я думаю, пятьсот лет назад ключевыми словами были такие, как «благословить». Племенные идентификаторы. Играли на нашем доверии к тем людям, кто думает, как мы. Это только начало, но явно не то, что делаешь ты. И не то, что делают Элиот или Бронте. В общем, Организации наверняка пришлось придумывать ключевые слова. Строить их, одно над другим. Как это делается в компьютерном коде. Сначала ты добиваешься доверия от сегмента со слабыми ключевыми словами. Доверия не много, но достаточно, чтобы научить их верить в более сильные ключевые слова. В общем, и так далее, «смыть и повторить», как в инструкции к шампуню. – Эмили откинулась назад и оперлась на локти. – Все просто. Я, честно говоря, не понимаю, почему ты решил, что мне нельзя рассказывать.
– Ты узнала об этом из лекции? – сказал Джереми. – Или это твои догадки?
– Ха, – сказала она. – Ты только что подтвердил их. Вот здесь.
– Ба, – сказал Джереми, бросая мяч.
– А кое-чему из этого меня научили.
Он вернулся, стуча мячом об пол:
– Что такое слово?
– То есть?
– Ты считаешь себя умной – ответь мне, что такое слово.
– Единица значения.
– А что такое значение?
– Гм… значение – это абстракция характеристик, общих для класса предметов, к которым она относится. Значения слова «мяч» – это набор характеристик, общих для мячей, то есть круглый, упругий и часто используется мальчиками в шортах.
Джереми ничего не сказал и вернулся к штрафной линии. Эмили решила, что дала неправильное определение или что в определении не все было правильно.
– Ты имеешь в виду, с точки зрения неврологии? Ладно. Слово – это рецепт. Рецепт для конкретной нейрохимической реакции. Когда я говорю «мяч», твой мозг преобразует слово в значение, и это физическое действие. Можно увидеть, как это происходит, на ЭЭГ [7] . То, что мы делаем, вернее, я бы сказала, то, что ты делаешь, – ведь никто так и не научил меня хорошим словам – это раздача человеческим мозгам рецептов, направленных на то, чтобы вызвать нейрохимическую реакцию, которая «вышибет» фильтры. Связать их на достаточно долгий срок, чтобы инструкция проскочила внутрь. И ты делаешь это путем прознесения слов-веревочек, созданных для психографического сегмента личности. Вероятно, слов, которые были созданы много-много лет тому назад и которые здорово усилились с тех пор. И это действительно слова-веревочки, потому что у мозга есть уровни защиты, а инструкции, чтобы проникнуть внутрь, нужно одновременно блокировать их все.
– Откуда ты это узнала? – спросил Джереми.
– Думаешь, я умная?
– Я думаю, ты ужасная, – сказал он.
* * *
Пока Джереми принимал душ, Эмили ждала его, сидя на деревянной скамейке. Отсюда ей было видно не только футбольное поле, но и парковку, ту ее часть, что была зарезервирована за учителями. Она увидела, как на эту асфальтированную площадку один за другим въехали четыре черных седана. Из них вылезли люди в черных костюмах. Эмили вскочила и пошла к парковке, потому что ей стало любопытно, но один из мужчин повернулся и так посмотрел на нее, что ей стало холодно, и она остановилась.
Люди прошли в школу. Эмили вернулась на скамейку. Появился пахнущий мылом Джереми.
– Ты в порядке?
Она помотала головой.
– Я видела каких-то людей. Думаю, поэтов.
Он перевел взгляд на машины.
– Один из них пожилой дядька. С седыми волосами. И с загорелой кожей.
– А, – сказал Джереми, – ясно. Это Йитс.
– Учителя, они где-то там. Понимаешь? Они – каменные стены, и ты не можешь сказать, есть что-то за этой стеной или нет. У этого типа глаза акулы. В них ничего нет. Просто… глаза. – Эмили покачала головой. – Такие глаза у наркоманов, когда у них ломка. Меня немного шибануло.
– Иди в мою комнату, – сказал Джереми. – Расслабься.
– Ладно. – Она еще была не готова куда-то идти.
– Я серьезно, не дергайся из-за Йитса. Потому что ты никогда не заговоришь с ним.
– Почему?
– Он на миллионы миль выше нас, – сказал Джереми. – Он – глава Организации.
* * *
Близились выпускные Джереми. Эмили знала, что этот день неизбежно наступит. Но когда он перешел в последний класс, она уже не могла делать вид, будто этот день где-то далеко, в необозримом будущем. Он стал отлынивать от походов за слашем. Больше не сидел на трибунах, когда она играла в футбол. Когда бы Эмили, предварительно постучавшись, ни заглядывала к нему в комнату, он всегда сидел над учебниками, вид у него был усталый, и она чувствовала себя глупой, что потревожила его.
– Просто провали, – сказала Эмили. – Останься еще на один год. И тогда мы были бы примерно на одном уровне. И, возможно, могли бы учиться в одном классе.
– Эмили, я не имею права не сдать.
Она встала с кровати. Его ответ вызвал у нее раздражение, хотя она всего лишь пошутила. А может, и нет, но все равно. Эмили принялась рыться в его ящиках в поисках чего-нибудь интересного. Но там, естественно, ничего не было, потому что у Джереми Латтерна не имелось личного имущества. И, конечно, у него не имелось спрятанных слов. Пару раз она это проверяла. Так, ради интереса. Правда, так было не всегда. Эмили помнила маленького игрушечного робота с красными руками. Джереми избавился от него вскоре после их знакомства. Так поступали все, кто жил здесь. Они все сильнее съеживались, пока не оставалось ничего интересного.