Сидя у самых углей затухшего костра, он горевал, что все предыдущие эскизы цветка пропали. Одновременно он облегченно вздохнул, что страницы, из-за которых ему грозила тюрьма, тоже исчезли. Без этих компрометирующих страниц в его дневнике обвинением будут только слова Схеллинга.
Вдруг Мэссон услышал шаги и, не отрывая глаз от дневника, произнес извинения, которые прокручивал в голове все утро:
— Прежде чем мы с вами продолжим ссору, леди Соммертон, хотел бы вам сообщить, что мне действительно очень жаль.
Он рассчитывал увидеть Тунберга и Джейн, но когда оглянулся, то столкнулся нос к носу с Эулеусом. Тот хмуро смотрел на Фрэнсиса, его лицо и одежда были в копоти. Он напоминал только что вырвавшегося из ада демона.
Мэссон не двигался, но глазами искал ружье, которое все еще стояло у ствола дерева. Фрэнсис был ближе к нему, чем Эулеус, но, как раз когда Мэссон обдумывал свои шансы — удастся ли схватить оружие и выстрелить, — он услышал приближающихся Тунберга и Джейн. Отчетливо доносился их оживленный разговор.
— Тунберг! — крикнул Мэссон, выпустил из рук дневник и бросился к ружью.
Фрэнсис добежал до дерева, схватил ружье и одним движением приложил к плечу. Повернувшись, Мэссон взял на прицел Эулеуса; причем он считал, что туземец в любую секунду может броситься на него. Но Эулеус не сдвинулся с места, а лишь угрюмо смотрел на него. Мэссон получше прицелился, направил ствол в грудь Эулеусу и уже приготовился спустить курок.
— Нет, Мэссон, подождите! — Тунберг выбежал на поляну и, раскинув руки, встал между Фрэнсисом и туземцем. — Опустите оружие, Мэссон, пожалуйста.
Фрэнсис медленно опустил ружье. Тунберг подошел и взял ружье у него из рук.
— Ага, точно, как я и предполагал: оно на полувзводе, — неодобрительно хмыкнул швед, перепроверив оружие. — Я надеялся, что вы лучше усвоите мои уроки, Мэссон. В конце концов, вы могли находиться в опасной для жизни ситуации!
— Хватит, Тунберг! Не будете ли вы так любезны объяснить, что, черт побери, здесь происходит? Почему вы отговариваете меня стрелять в человека, который сначала отправил нас к стаду разъяренных буйволов, где мы чуть не погибли, а потом хотел нас продать, чтобы спасти свою шкуру?
— Хорошо, наверное, действительно необходимы некоторые пояснения. Но не могли бы мы до того заключить небольшое перемирие между всеми враждующими сторонами? — предложил Тунберг.
Мэссон и Джейн, растерянные, стояли на месте, а Эулеус все еще угрюмо смотрел на них, словно с таким лицом и родился.
— Я рассчитываю на то, что всеобщее молчание — это знак согласия! — затараторил Тунберг.
— Что будет с ним? — раздраженно спросил Мэссон.
— Эулеус попросил, чтобы я извинился перед вами от его имени за то, что он оставил нас в затруднительном положении. Он признает, что неправильно оценил ситуацию, но считает, что есть смягчающие обстоятельства. Если позволите, я вам их сейчас охотно изложу.
Тунберг обернулся к Эулеусу, словно спрашивая разрешения продолжить рассказ, — туземец мрачно кивнул. В воздухе повисло напряженное ожидание, тут Тунберг вздохнул и произнес:
— Прежде всего, вы должны знать, что мы вскоре ввяжемся в войну между племенами хоса и всеми европейскими поселенцами в регионе мыса Доброй Надежды.
У Мэссона от удивления отвисла челюсть:
— И вы хотите сказать, что это спасет ситуацию?
Тунберг поднял руку, чтобы Фрэнсис замолчал, посмотрел с пониманием и продолжил:
— Но благодаря помощи Эулеуса нам удастся не только избежать водоворота событий, которые разразятся на границе в любой момент, но и заполучить то, чего вы так страстно желаете. — Тунберг распростер руки в ожидании удивления и хоть какой-либо реакции на свое гусарство, может, даже торжественных славословий. — Цветок, мой дорогой Мэссон, цветок!
Глава 42
— Вы потеряли рассудок? — спросил Мэссон, откровенно разочаровав Тунберга, который все еще стоял с распростертыми руками, словно мессия, намеревающийся вывести свой народ из мрачной долины смерти.
— Карл прав. Если цветок все еще там, — вслух подумала Джейн, — тогда мы должны забрать его сейчас. Ведь кто знает, представится ли нам еще раз такая возможность, если разразится война.
— Он вам скормил какую-то странную травку, пока вы спускались сюда, или я в этой компании единственный, кто сохранил остатки здравого смысла? Может, вы оба извращенно представляете действительность от переизбытка адреналина и отсутствия ванны? — Мэссон набрал в легкие воздуха и добавил: — И когда он успел так вырасти в ваших глазах? Произошла чудесная метаморфоза, и он превратился из паяца в Карла?
Тунберг сделал вид, что удивлен, и с обидой взглянул на Джейн, на что та лишь смущенно пожала плечами.
— Разве мы не должны позабыть о том, что было в прошлом? — сказала она.
Тунберг благородно поклонился и снова сосредоточил свое внимание на Фрэнсисе.
— Леди Соммертон верно оценила положение, Мэссон.
— О, называйте меня просто Джейн, пожалуйста! Или называйте меня если не паяцем, то коломбиной, как вам будет угодно, — раскрасневшись, произнесла Джейн, когда Тунберг поклонился еще ниже.
— Во всяком случае, как верно сказала Джейн, это наш последний шанс. А что вам еще остается, если вы хотите вернуться в Англию? Даже если чудом избежите тюрьмы, вы что, хотите вернуться на родину с пустыми руками? Сомневаюсь, что сэр Джозеф останется доволен. Кто знает, что он будет думать об экспедиции, которая должна была продлиться пару лет, а закончилась спустя несколько недель…
Мэссону пришлось признать, что его приперли к стенке аргументами. Две пары глаз вопросительно глядели на Фрэнсиса. Эулеус тоже уставился на него, и Мэссон почувствовал, что выбора у него не остается.
— Хорошо, хорошо! — воскликнул он. — Если я обречен погибнуть в поисках этого цветка, то пусть будет так.
— Великолепно! — воскликнул Тунберг и хлопнул в ладоши.
— Но все же есть еще кое-что, что мне бы хотелось узнать.
— Что бы там ни было, говорите.
— Не могли бы вы мне объяснить, почему из-за нашего бегства, каким бы неожиданным оно ни было, может разразиться приграничная война?
— Пожар, который устроил Схеллинг, вышел из-под контроля. Огонь стер с лица земли пастбища, уничтожил большую часть садов и деревню. Чунгва убежден, что Схеллинг сделал это намеренно, и возложил всю вину на Эулеуса. В конце концов, именно он привел нас всех в Двуречье.
Эулеус заметно вздрогнул, услышав имя Чунгвы. Пока Тунберг говорил, казалось, туземца покинули последние остатки жизненной силы. Он опустился на землю и свесил голову между колен.
— Как вам уже, вероятно, рассказывала Джейн, Эулеус хотел вернуться к своему племени, но вместо этого его окончательно заклеймили. Он готов провести нас к цветку, чтобы потом мы его взяли с собой в Кейптаун. Он предпочитает жить как невольник, связанный договором, чем как свободный человек на своей земле, но в бегах.