Эльза вернулась в бордель, чтобы еще раз посмотреть, все ли там в порядке, загасить лампу и закрыть дверь. Большинство девушек спали. Как обычно, на полу царил ужасный беспорядок из небрежно брошенных вещей, подушек и пустых винных кубков. Мадам была выше этого, ее это не беспокоило. Девушки все уберут утром.

Эльза подошла к кровати у стены. Элизабет выпрямившись сидела на одеяле, уставившись прямо перед собой. Казалось, что она ничего не видит. Ее взгляд растворился в пустоте комнаты. Вздохнув, мадам села возле нее.

— Всегда можно посмотреть на ситуацию с разных сторон, — сказала она. Элизабет не отреагировала, но Эльза была уверена, что та ее слышит. — Теперь ты можешь роптать на судьбу и обваляться в своем несчастье, как свиньи пекаря в грязи. Плачь! Скоро твоя красота увянет и разум помутится. И вот тогда ты поймешь: только ты одна выбрала для себя такую медленную смерть. Ты сломала свою жизнь и умерла еще до того, как умерло твое тело. Но ты можешь занять место, на которое тебя привел Господь. Ничего не происходит без его воли! Ты будешь делать неприятные тебе вещи без воплей и стонов, выполняя свою работу, как обычный ремесленник или служанка. Посмотри на других девочек. Они смеются, бранятся, но не спорят с Богом и не жалуются на судьбу. У тебя есть выбор! Послушай старую женщину, проведшую здесь больше лет, чем ты живешь на этом свете. Боль пройдет, и ты к этому привыкнешь, если примешь это.

Она ласково похлопала Элизабет по руке, тяжело встала и пошла к двери. Последняя лампа погасла. Ключ проскрипел в замке, дом терпимости погрузился в темноту. Вопреки воле Элизабет в ее голове звучали слова мадам: «Умри или живи! Сломайся или привыкни — у тебя есть выбор!»

Глава 5

Мадам оказалась права. Когда весна близилась к концу, Элизабет уже привыкла к жизни в борделе. И хотя она обслуживала клиентов равнодушнее, чем другие девушки, которые иногда даже получали удовольствие от общения с мужчинами, теперь она не испытывала былого отвращения от прикосновения к ним и запах их липких выделений больше не провоцировал у нее рвотные позывы. Она позволяла себя целовать и гладить свою грудь, сохраняя при этом приветливое выражение лица. Элизабет даже научилась улыбаться, хотя и неискренней улыбкой, не согревающей сердце и душу. Она делала то, что приказывала мадам, и лишь иногда чувствовала боль, когда мужчины проникали в нее. К счастью, Элизабет в основном обслуживала только одного клиента за ночь, хотя другим девушкам приходилось три или даже четыре раза подчиняться похоти мужчин. Утром за завтраком они выглядели больными и жаловались. Эльза давала им мазь и, недолго выслушав жалобы, призывала к порядку своих протеже.

— Это ваше место, и вы должны выполнять свои обязанности. Неужели вы думаете, что ремесленники или виноградари на работе мед пьют? Или прачки и служанки? Что им не бывает больно? Многие света белого не видят, им даже есть нечего! А у вас достаточно еды, есть крыша над головой, вы не мерзнете. Так что прекращайте причитать!

На следующий день мадам позвала к себе Элизабет и дала ей маленькую губку и закупоренную глиняную бутылочку. Вынув пробку, Элизабет почувствовала знакомый резкий запах уксуса и трав.

— Что это?

— Надеюсь, это поможет тебе избежать беременности.

— Что?

Только сейчас Элизабет вспомнила об этой опасности. Пастор предупреждал, что последствием греха могут быть дети. Почему у людей все не так, как у животных? Только потому, что они вершина божьего творения?

— Каждый вечер ты будешь смачивать губку жидкостью из бутылочки и вставлять ее во влагалище так глубоко, как получится.

На глаза Элизабет навернулись слезы.

— В этом нет ничего страшного! Моли Бога, чтобы ты еще не была беременна, иначе все будет намного сложнее и опаснее для твоей жизни. Я несу ответственность за тебя и за других девочек, и я должна следить за тем, чтобы с вами ничего не случилось. Разве ты хочешь забеременеть от одного из этих мужчин?

Элизабет провела ладонью по лицу и тяжело вздохнула.

— Нет, — сказала она.

— Ну, тогда следуй моим указаниям и не забывай об этом. Прежде чем лечь спать, ты можешь достать губку и помыть ее. Поняла?

Элизабет кивнула, хотя при одной только мысли об этом ей стало плохо. Наконец она вспомнила запах. Он ударил ей в нос, когда она впервые проснулась в борделе, потому что старые простыни пропитались им. Грязные простыни источали этот запах, перемешанный с другими, принадлежащими посторонним мужчинам.

Она быстро закрыла бутылочку. С отвращением повертела губку в руках, убрала ее в маленькую коробочку, выданную для ее вещей.

Эльза ласково похлопала ее по щеке.

— Выше нос, моя девочка. Все не так мрачно, как тебе кажется. А теперь улыбнись, и пусть Жанель немного накрасит тебе щеки. Ты не должна выглядеть как смерть, когда придут наши гости. Я подыщу тебе такого, который не будет слишком много от тебя требовать. Ты справишься!

Мадам была так изворотлива, что ей удавалось не сломить Элизабет. Она держала ее в поле зрения и не поручала клиентов с необычными предпочтениями. Она понимала, что если на Элизабет слишком давить, то душа ее закроется и останется только красивая женственная оболочка, готовая выполнять приказы, но не способная по-настоящему жить. Это было не то, что здесь искали мужчины. Безучастные в постели бабы, с мрачным видом пялящиеся в потолок, у них есть и в собственных спальнях. И когда они после напряженного рабочего дня приходят в бордель, то хотят выпить и поиграть, посмеяться и пошутить, немного пошалить, как дети, и — проявив во всей полноте свое желание — убедиться в том, что они также доставили девушкам наслаждение и заплаченные за это восемь пфеннигов стоили того.

Вскоре Элизабет стала относиться к мадам с уважением и без неприязни. Она изучила ее сильные и слабые стороны и научилась вести себя так, чтобы не вызывать гнев хозяйки, с легкостью дающей волю своим рукам — в ярости ей ничего не стоило схватить ремень или кнут. Другие виды наказаний заключались в том, что девушки лишались еды или должны были ночью спать на полу без одеяла. Однако Эльза была настолько практична, что не налагала такое наказание в морозные зимние ночи. Какая ей польза от простуженной шлюхи?

Рыцарь Филипп фон Танн, лишивший Элизабет невинности, снова и снова приходил к ней, когда бывал в городе. Иной раз, насытившись ею, он еще долго сидел с ней, попивая вино, и рассказывал о своих трудностях с многочисленными кредиторами, о ссорах в семье и о замке, в котором вырос.

— Только не думай, что я, как наивная девчонка, тоскую по старым стенам замка Майнунген, — сказал он однажды вечером.

Элизабет надела рубашку и села возле него с вином.

— Почему вы покинули замок? Разве вы не сможете туда вернуться, когда почувствуете, куда зовет вас сердце? — Девушка тяжело вздохнула: если бы она только знала, о чем тоскует ее сердце! Она бы ни секунды не сомневалась.