При хозяине из сундука извлекалась красивая, шитая красной и зеленой нитью, богатая скатерть. Но без него для управляющего имением, Ефима, и его любимчика, рыжего холопа Бориски, это было бы слишком жирно. Обычно эти двое любили посидеть в тереме за хозяйским столом. Сейчас там устроился один Бориска. Управляющий же обходил свои владения.
Варвара поставила на стол чугун с брюквой, и в этот миг Бориска похлопал ее по мягкому заду и попытался обнять. Он давно не давал ей проходу, лип, как репей, да еще случая не упускал руки куда не надо сунуть.
— У, глаза твои бесстыжие! — Варя сердито сверкнула очами и быстро отпрянула от него.
— Ох, недотрога какая, — улыбнулся Бориска своим тонкогубым и широким, чуть ли не до ушей, ртом. Улыбка у него была дурашливая и неприятная. — Тебе бы все с боярами да дворянами крутить, а на доброго парня и глаз не поднимешь.
— С кикимором лесным лучше гулять, чем с тобой, рыжим охальником!
— С кикимором, ха!.. Или с лиходеем. Как тот разбойничек тебя увидел, так и растаял. А хорош-то был, нечего сказать. Я за всем энтим из окна наблюдал, как он за руку тебя, ласточка, тащил. Нет, правда, хорош — огромен, противен… Небось жалеешь теперь, что он тебя по дороге выбросил?
— Это я его бросила… Убежала, — в сердцах бросила деваха.
— Ха, убежала она. Экая ловкая, — ухмыльнулся Бориска.
— Вот такая! — Варвара отвернулась. Ей не хотелось, чтобы Бориска видел, как изменилось ее лицо.
Она не раз вспоминала нескладную, неуклюжую фигуру ее спасителя, его худое, с заостренными скулами, с мальчишеским пушком на подбородке, лицо. Чем-то тронул он ее душу. Скорее всего просто понравился, хотя она и сама не хотела себе в этом признаваться. О том, как она спаслась, правду никому не рассказывала, отделывалась общими словами, охами да ахами.
— Значит, тебе любы только разбойники, — продолжал кривляться Бориска, даже не подозревая, в какой мере он прав. По его тону чувствовалось, что он злится и обижается.
«Ну и пусть обижается, — подумала Варя. — Мне с ним детей не крестить».
— Кому они любы? — послышался скрипучий, как несмазанная дверь, голос.
В комнату, вытерев о рогожу сапоги, вошел управляющий Ефим. Был он невысок, лысина, как и старательно начищенные сапоги, отбрасывала солнечные зайчики, зато борода была велика и окладиста настолько, что смотрелась как-то неестественно и хотелось за нее дернуть, чтобы проверить — не приклеенная ли. Разбойники, совершавшие налет на деревню, смогли бы без труда узнать в нем того мужичонку, который сидел на пороге и отказался пустить их в терем.
Управляющий, как всегда, был чем-то озабочен, и его цепкий быстрый взор обшаривал всех, будто обыскивал. Ефим был хитер, подворовывал, как и положено управляющему, и не слишком любил женский пол, так что с домогательствами к хозяйским девкам не приставал.
Он плюхнулся на скамью, взял ложку, пододвинул к себе тарелку с брюквой, курицей и солеными огурцами и начал уплетать за обе щеки. Он всегда хотел есть и съедал не меньше, чем иная семья. Если бы он знал грабителя Мефодия, то им было бы чем потягаться.
— Мало им ноздри рвут, злодеям энтим, — сказал рыжий, стремясь завязать разговор. — Эка куда — супротив воли государевой идти…
— Это они с голодухи шалят, — рассудительно произнес управляющий, пережевывая кусок курицы. — Ежели бы жратвы всем достало, так зачем грабить? Токмо так не бывает, чтобы жратвы всем вдоволь было, — он взял огурец и с хрустом откусил от него добрую половину.
— Нет, просто им злобствовать нравится, — покачал головой Бориска.
— Тоже могет быть. Злобствовать — кому только ни нравится. Вон, воеводе нравится, хоть и государев человек.
— Все мы люди Божьи и по Божьему подобию сотворены, — встряла Варвара, примостившаяся на краю скамейки. — И людям злобствовать не положено.
— Ишь девка, слов-то каких набралась, — усмехнулся Ефим в свою невероятную бороду.
— Умная, — хмыкнул угодливо рыжий.
— Ну, а мы поумнее будем, — махнул рукой Ефим. — Все это пустые слова, а дела в том состоят, что в положенье мы не слишком завидном. Что стрельцы шуганули разбойников, оно, конечно, неплохо. Вот только на самом отшибе живем, и те трое служивых, что нам хозяин для защиты оставил, то есть попросту на нашу шею посадил, — невелика защита. Они все больше на еду да на выпивку наседают, да все Марьяну в углу зажать норовят. У нас же всего шестеро мужиков с вилами.
— Это уж правда, — вздохнул Бориска.
— Так что нам со злодеями или замиряться надоть, или помочь их изловить — не то совсем жизни нам не будет, изведут они нас с бела света.
— Лучше замириться, — сказал рыжий.
— Нет. Трех стрельцов мы еще прокормим, а ты попытайся-ка целую шайку на довольствие поставить. Тогда с голодухи сами пухнуть начнем.
— Это уж точно, — заметил Бориска, привыкший к сытости, безделью, к барскому столу, как кот к кухне. — Ну и как же быть?
— Изловить их надоть, — заявил Ефим. — Только как это сделать?
— Это у Варвары спрашивай. Она лучше всех нас разбойников знает. И ей известно, за какое место надо шалуна взять, чтобы к воеводе привести, ха-ха! — хохотнул Бориска.
— А ухватом по хребтине не хочешь, охальник! — Варя схватила с лавки ухват и замахнулась.
Рыжий отскочил в угол, запросив пардону:
— Ну, ну, шучу я!
— Шутит, — ухмыльнулся Ефим, поглаживая руки. — Эх, что-то голоден я…
Накормив мужчин, Варвара направилась в курную избу сразу за оградой боярского терема. Жила она там вместе с доброй, но очень глупой и болтливой Марьяной, которая была необъятно толста и овдовела давным-давно. Года четыре назад сам староста ластился к ней, но потом, то ли интерес к ней потерял, то ли вообще ко всему женскому полу. Теперь больше к вдове захаживали стрельцы, сопровождавшие губного старосту. Была она баба хозяйственная и с Варварой уживалась прекрасно.
Марьяна перебирала просо. Низкий потолок нависал над самой её головой, дым от большой печи выходил прямо в маленькое оконце, дощатый пол не давал промерзнуть зимой, а из мебели были только лавки. За перегородкой кудахтали куры, и изредка мычала корова — обычная курная изба, жилище довольно неуютное, но теплое и русскому человеку привычное.
Варвара вытащила из-за печи корзину и сунула туда сверток с приготовленными яйцами, брюквой, огурцами и краюхой хлеба.
— Опять по ягоды? — закудахтала Марьяна. — Плохо ты их ищешь, мало находишь. Надо бы мне тебе показать, как искать. Сколько ты за ними ходишь? Лучше б по дому что сделала бы. А вот я эти ягоды…
— Ох, ладно. Нравится мне по ягоды ходить, — отрезала Варя.
— Все вечерами по лесу шастаешь. Сожрут тебя волки. Да и Ефим беспокоится, спрашивает — куда это ты все ходишь. А я ему так и сказала, что ты ягоды не умеешь собирать… — зудела Марьяна.