В припадке гнева подбегаю к зеркалу и, раздвинув пальцами щеки, смотрю на зияющие черными провалами десны…
Сильный удар! И я снова лежу на гостиничной кровати. Все зубы на месте. Мне просто приснился кошмар. Вот теперь действительно надо сходить в ванную комнату. Только в проклятое зеркало смотреться не хочется.
Четыре раза за ночь я встаю и иду в ванную, где наблюдаю из несуществующего окна за уличным карнавалом, обнаруживаю в ванне верблюда и полную крови раковину. А потом оказывается, что я лежу в кровати рядом с Мутти.
Я в полном сознании, но не могу двигаться. В панике зову на помощь Мутти. Наверное, я умираю. Хоть бы она почувствовала, как мне страшно, толкнула в бок и разогнала злые чары. Прибегаю ко всем известным мне средствам: считаю до трех и пытаюсь поднять голову. Сосредотачиваюсь на руке и хочу пошевелить хотя бы одним пальцем. Бесполезно! Пробую снова и снова. Наконец одерживаю победу над непослушными ногами и иду в туалет. И снова просыпаюсь на той же кровати.
Раздается звонок телефона, и я не сразу понимаю, что это происходит не во сне.
Шарю рукой по стене в поисках выключателя. Нахожу его не сразу и, включив свет, хватаю телефонную трубку:
– Алло! Кто это?
– Я говорю с Аннемари Циммер? – доносится из трубки мужской голос.
– Да.
– Это доктор Лефкоу. Мы с вами встречались в реанимационном отделении. Шанталь сообщила, где вы остановились.
Спускаю ноги с кровати, на сей раз по-настоящему, и крепче прижимаю трубку к уху:
– Что случилось? В чем дело?
Ева проснулась и, приподнявшись на локте, смотрит в мою сторону.
– К сожалению, должен сообщить, что полчаса назад у вашего мужа произошла остановка сердца. Мы делали все возможное, но травмы оказались не совместимыми с жизнью.
Обеими руками сжимаю трубку и безмолвно шевелю губами.
– Миссис Циммер, вы меня слушаете?
– Слушаю.
– Понимаете, что я говорю?
– Понимаю, – выдавливаю я после долгой паузы.
– У вас есть ко мне вопросы?
– Нет.
– Завтра с вами свяжутся для решения организационных моментов. – Некоторое время доктор молчит. – Искренне соболезную вашему горю.
– Спасибо, – едва слышно шепчу я в ответ.
Кладу трубку на рычаг и не свожу с нее бессмысленного взгляда, а когда поднимаю глаза, вижу Мутти и Еву, сидящих рядышком на кровати. Мутти крепко держит внучку за руку.
– Он умер, – произношу я роковые слова.
В комнате повисает тишина, а потом раздается крик Евы. Она кричит и кричит. Я понимаю, что ее душераздирающие вопли разбудят всех и кто-нибудь непременно вызовет полицию. Постепенно крики переходят в истеричные рыдания. Мы с Мутти обнимаем ее с обеих сторон, а Ева все плачет и плачет.
На следующее утро звонит социальный работник по имени Сандра Комптон. Она хочет с нами побеседовать и предлагает встретиться в отеле. Сандра Комптон спрашивает разрешения привести администратора отеля и говорит, что необходимо решить организационные вопросы.
Сидя на краешке кровати, накручиваю на палец телефонный шнур. Вот бы увести куда-нибудь Еву.
– Дело в том, что по закону я больше не являюсь женой Роджера и потому не знаю, вправе ли решать такие вопросы. Нет, поймите меня правильно, я не отказываюсь. Тем более что его официальная супруга погибла в той же катастрофе. Просто я понятия не имею, как работает эта система.
– У мистера Олдрича имелись другие родственники?
Сара Комптон говорит о Роджере в прошедшем времени, а для меня он еще жив.
– Только наша дочь, но она несовершеннолетняя. – Стараюсь говорить тише, в надежде, что Ева не услышит. Хотя они с Мутти о чем-то горячо спорят у меня за спиной и не прислушиваются к разговору. – И его сын, – торопливо добавляю я, вспомнив о Джереми. – Но он еще младенец.
– Да, я слышала. А у супруги Роджера были родственники?
– К сожалению, не знаю.
– Не расстраивайтесь. Это можно легко выяснить.
Голоса за спиной становятся все громче. Я оборачиваюсь и вижу, как Ева надевает куртку, а Мутти кудахчет над ней, размахивая руками.
– Я перезвоню вам позже, – предлагает социальный работник. – Вы будете у себя в номере?
– Не знаю. Подождите минутку. – Прикрыв рукой трубку, обращаюсь к дочери: – В чем дело?
– Она хочет навестить Джереми, – сообщает Мутти.
– Да, хочу навестить братика, – эхом отзывается Ева.
– Мы будем либо в отеле, либо в больнице, – говорю я в трубку. – Дочь хочет повидаться с братом.
– Понимаю. В случае необходимости я вас найду. Хочу также уведомить, что для вас и вашей дочери предусмотрена помощь психолога. Знаю, что вы с мистером Олдричем в разводе, но этот факт не уменьшает вашего горя. И не означает, что его смерть вас не трогает.
Озадаченно киваю головой.
Сандра Комптон, должно быть, решила, что я специально умалчиваю о своих переживаниях и нуждаюсь в особом разрешении. Господи, конечно же, я горюю! Я провела с Роджером полжизни. Да, мы не подходили друг другу, но он был хорошим и очень порядочным человеком. И невозможно смириться с трагедией, которая постигла его семью. Только бесчувственное чудовище может остаться равнодушным к такой беде. И я убита горем, хотя и радуюсь, что Роджер не выжил.
Да, радуюсь и не скрываю этого.
Слова социального работника больно ранят душу. Будто ударили кирпичом в грудь.
Я что-то невнятно бормочу в трубку, а сама слежу за Евой. Дочь уже выходит из номера, а Мутти следует за ней по пятам.
– Простите, мне нужно идти, – извиняюсь я и вешаю трубку.
Схватив сумочку, мчусь догонять Еву и Мутти.
* * *
Мы поднимаемся на лифте в детское отделение и видим медсестру, которая катит переносную детскую кроватку. Рядом на штативе закреплен пакет для внутривенного вливания. Трубка тянется к тоненькой младенческой ручке. Сзади плетется женщина с худым изможденным лицом. Я придерживаю дверь кабины лифта, чтобы они могли зайти.
В этот момент раздается сигнал тревоги.
Процессия останавливается, и медсестра поворачивается в сторону сестринского поста. Оттуда выглядывают три удивленных физиономии.
– Не волнуйтесь, это я, – машет рукой медсестра. Физиономии исчезают.
Из-за угла выбегает охранник, но, увидев медсестру, останавливается.
– Прости, Роб, ложная тревога, – успокаивает она охранника. – Вот, везем ребенка вниз. Надо сделать кардиограмму. Будь добр, разблокируй кабину лифта.