— Чем он занимается, этот «Легион»?
— Как бы лучше сказать, — Феликс распечатал пиво, слизнул языком появившуюся пену. Приложился с видимым удовольствием к банке. — Можно сравнить его с добровольной народной дружиной. «Легион» помогает стране выстоять против многочисленных врагов. Хотя никто его об этом не просит. Защищает интересы страны, понимаете ли.
— А ФАГБ что защищает?
— Вам ли это объяснять, Усман Бисланович? Госбезопасность защищает не столько интересы страны, сколько интересы элит. Эта шкала приоритетов установилась очень четко еще при первом президенте России. Спецслужбы стали тем, для чего и были изначально созданы еще в древности — защиты властной элиты. А интересы элиты и страны часто не совпадают…
Сельмурзаев смотрел на Феликса, и в нем все больше закипала ярость. Ему не нравилось, что его вызвали для выслушивания банальностей. И тон — казалось, что собеседник издевается. Но депутат обуздал себя. И спокойно спросил:
— Откуда они взялись, эти дружинники?
— Дружинники образовались из малахольных романтиков, кто считал и продолжает считать интересы страны выше интересов элиты. В рамках государственных структур им не нашлось места.
— И они образовали собственное государство…
— Собственную структуру… Достаточно жесткую. Как любое тайное общество.
— Насколько сильную?
— Некогда достаточно сильную. Но время идет, Усман Бисланович. Одних оно делает сильнее. Других слабее. Ничего не остается неизменным.
— Вы философ?
— Непрофессиональный. Жизнь была такая, что теперь хочется задуматься о смысле жизни.
— Так что «Белый Легион» из себя представляет сегодня?
— В какой-то мере их постигла судьба многих подобных самодеятельных ансамблей. Хочешь не хочешь, а идеология постепенно уступает место экономике. Тамплиеры сломались и утеряли четкое понимание цели, когда стали заниматься ростовщичеством.
— Значит, это обычная банда?
— Так скажем — коммерческая структура… Возможности, конечно, уже не те. Они сильно сломались на войне с «Синдикатом». Слышали о таком?
— Слышал. А вы имели отношение к «Синдикату»?
— Это не так важно, где я был, есть и буду. Эти детали не имеют отношения к делу. Вернемся к «Легиону»… Время от времени эти пенсионеры шалят. И начинают донимать своими шалостями.
— Тогда почему не разберетесь с ними?
— Я пришел, чтобы помочь заняться этим вам… Итак, что вас конкретно интересует?
— Как их извлечь на белый свет?!
Феликс усмехнулся:
— За последние годы такие попытки предпринимались неоднократно. Это приводило к тому, что «Легион» прятался все глубже. И заметал следы все лучше… Опишите внешность тех, кого вы видели…
Сельмурзаев, как мог, описал нападавших на него. В основном боевиков. Хоть убей, ему не удавалось вспомнить лицо того садиста, который с ласковой улыбкой накачивал его психотропными веществами.
У обратившегося в слух Феликса в глазах зажегся интерес. Он вытащил карманный компьютер с жидкокристаллическим дисплеем. Задал программу. И через некоторое время вывел рисованый портрет.
— Он?
— Он! — выдавил Сельмурзаев, увидев ненавистное лицо.
— Один из наиболее квалифицированных оперативников «Легиона». Псевдоним Ратоборец. Откуда взялся и куда нырнул — одному черту известно… Одно известно точно — если начинается серьезная заварушка, он тут как тут.
— Он — покойник, — прошипел народный депутат, наливаясь злобой. С крошечного экрана на него глядел его враг. — Я его из-под земли достану. Из лап самого шайтана вырву. И отрежу голову…
— Аллах в помощь, — Феликс спрятал компьютер. — Вам будут благодарны многие. Я в их числе… Вынужден откланяться. Дела… Но этот вопрос я буду держать в поле зрения.
— И все?
— Ах да, — Феликс вытащил из кармана пальто лазерный диск, протянул депутату. — Тут кое-какая информация. Если появится еще что-то интересное для вас, сообщу…
Шалавочка оказалась совсем молоденькой — около двадцати, демонстративно циничной, но, как и у всех девчонок ее возраста, с мозгами, сверх меры заполненными романтическим мусором. Звали ее Анжела.
В постели от злости и отчаяния, пытаясь забыться, Гурвич отработал на все двести процентов.
— Мне редко нравится. Но с тобой понравилось, — она прижалась к нему, смотря на него уже другими глазами.
— Умею, — буркнул Гурвич.
Утром она приготовила ему завтрак — тосты (кто их только придумал, эту дрянь!) с джемом, яичницу и стакан сока. Девочка, видимо, внимательно смотрит американские фильмы, мотая на ус. Позавтракав, программист как-то вяло подумал, что пора выметаться. Ох, кто бы знал, насколько неприятно уходить из уютной квартирки, когда идти некуда.
— Что загрустил, мальчишечка? — немножко виновато посмотрела на него брюнетка.
— Есть поводы.
— Понимаю. Сейчас придешь домой, к жене стервозной. Она тебя скалкой в лоб пометит за то, что дома не ночевал, — Анжела весело хохотнула.
— Нет у меня жены.
— Нет? Врешь. Ты парнишечка классный. И чтобы никто не подобрал…
— Ты что, по совместительству зудильником работаешь?
Она обиженно надула губки.
— Некуда мне идти! — с прорвавшимся отчаянием выпалил он, хлопнув ладонью по кухонному столу.
— Некуда? — она удивленно вскинула брови.
— Некуда! Потому что обложили со всех сторон!
— Ты чего, бежишь от кого? — Глаза Анжелы восхищенно загорелись. Ситуация начала ей напоминать один из любимых американских боевиков.
— Бегу!
— От ментов?
— Нет.
— От бандитов?!
— Не думаю… Эти ребята покруче будут.
Она посмотрела на него с недоумением. В ее представлении круче ментов и бандитов ничего на свете быть не может.
— Ух ты, неужто чекисты? — нашло на нее жуткое озарение.
— Да хватит ерунду молоть! Не знаю я! Знаю только, найдут — убьют.
— За что? — У Анжелы перехватило дыхание.
— За то, что слишком умный и много знаю.
— Тайн?
— Вообще. Умных не любят.
— Правильно, — согласилась она. — Вон меня в школе не любили. Поэтому и пришлось с восьмого класса уходить.
Гурвич недоуменно посмотрел на нее, переваривая услышанное, потом расхохотался.
— Ну чего ты ржешь, как лошадь Пржевальского? — обиделась она и снова надулась.