— Тебе нужно уезжать из города.
— Зачем?
— Ты ничего не понимаешь?! — взорвался депутат. — Наш враг уже знает, что вы объявили ему войну. Он придет за вами…
Султан не стал хорохориться, бить себя в грудь и кричать, что готов встретить любого врага лицом к лицу. Он должен был признать справедливость слов депутата. Только спросил:
— Надолго?
— Пока не решится проблема.
— У меня есть братья. Есть деньги. Значит, весь этот мир мой. Мне есть куда бежать. Но я не буду бежать.
— Почему?
— Я отступлю на шаг. Но вернусь. Только перед этим нужно завершить дела…
— Завершай быстрее. Да, что с тем земляным червем, который у тебя на даче пригрелся?
— Это с бизнесменом новосибирским? Пока ничего.
— Ничего? — Сельмурзаев придал голосу побольше язвительности.
— Он согласен на все. И ведет переговоры с друзьями, чтобы те собрали деньги. Те собирают деньги медленно.
— Султан, ты совсем ослаб. Не можешь выбить деньги у какой-то мокрицы…Так убей его!
— Не сейчас. Убью, взяв деньги.
— Ну так встряхни его!.. Эх, Султан, даже земляные черви не боятся тебя!
— Усман, ты не должен говорить так, — Султан с вызовом посмотрел на депутата.
И тот сдал назад. Обуздал раздражение. Сейчас не стоит сталкиваться лбами. Тяжелое время, надо выстоять.
Депутат сухо распрощался с гостем.
Султан уселся на заднее сиденье своего «Мерседеса».
— Куда едем? — спросил водитель-телохранитель, выехав за пределы охраняемого поселка на правительственную трассу.
— На «дачу», — приказал Султан.
Его душила злость. И на врагов. И на так называемых друзей. И даже на себя. Напоминание о новосибирском бизнесмене прибавило ему решимости. Кто-то должен сегодня ответить Султану за его унижения. Сладостно сдавило грудь, когда он представил, как отрежет сейчас заложнику палец. Или ухо. И как тот будет визжать. И визг этот зазвучит сладостной музыкой. Потому что это визг ужаса, а Султан — тот, кто сеет ужас…
До «дачи» добрались за час двадцать — по московским улицам, по раздолбанным подмосковным дорогам.
То, что Султан увидел там, вогнало его в ступор…
Бадри принес пленному еду. Последнее время это дело он не доверял никому.
Новосибирский бизнесмен сидел на раскладушке, прикрытой влажным свалявшимся матрасом. В подвале было довольно прохладно, но, судя по всему, пленник давно смирился с неудобствами.
Бадри поставил поднос на деревянный ящик, заменявший Анатолию Алексеевичу стол. Разогнулся и посмотрел в лицо пленного.
— Здравствуй, мой брат… Ты ведь брат мой, — заговорил мягко заложник.
— Да, я твой брат, — жестянно ответил Бадри.
Этими словами начинался каждый их разговор. Если бы другие бандиты посмотрели на эту сцену со стороны, то оторопели бы. А потом от греха подальше пристрелили бы пленного. Но посторонних глаз не было. И эти двое могли говорить друг с другом спокойно.
— Ты чувствовал себя одиноко, когда не мог слышать мой голос, — пленник встал, приблизился, положил обе руки на плечи Бадри и внимательно смотрел ему в глаза.
— Да, я чувствовал себя одиноко.
— Ты хотел слышать мой голос. Мой ровный, наполняющий силой голос.
— Да…
— Расскажи мне о том, брат мой, что происходит вокруг?
— Муслим сменил Надиршаха на воротах.
— Хорошо, мой брат.
— Георгий проиграл деньги в казино. Много денег. Он обещал убить этих обманщиков.
— Правильно. Обманщиков надо убивать, мой брат.
— Сейчас звонил Султан. Он сказал, что едет сюда. И что отрежет заложнику палец, чтобы образумить его неразумных друзей.
— Зачем?
— Чтобы те заплатили выкуп.
— Ты понимаешь, что он собирается отрезать палец мне, твоему брату?
— Я понимаю это.
— Сколько сейчас человек в доме, кроме тебя?
— Еще четверо. Муслим. Надиршах. Георгий. И Расул — он только вчера из Ичкерии.
— Почему столько народу сторожат меня, безопасного и доброго человека?
— Они не просто сторожат. Они живут здесь. Муслим скрывается от кровных врагов. Надиршах бежал от милиции. Расула ищут чекисты. Георгий присматривает за тобой. И за ними. Я присматриваю за всеми. Я — глаза Сельмурзаева.
— Это несправедливо — отрезать мне палец. Ты должен вывести меня отсюда, мой брат.
— Я не могу. Сельмурзаев будет зол.
— Ты можешь.
— Я не могу. Мне приказали сторожить тебя.
— Мы же братья. Мы не можем сторожить друг друга. Тебе приказали неверные. Они обманули Сельмурзаева. Они чужие.
Бадри встряхнул головой.
— Они чужие. Чужие… чужие… Мы свои… Свои…
Как сомнамбула, грузный боевик шагнул к лестнице. Постучал в люк.
— Открывай, — произнес он неживым языком. Высокий крепкий чеченец с узловатыми мощными руками открыл люк. Отступил на пару шагов.
— Ну, чего там, Бадри? Выходи. Из люка показался заложник.
— Ты чего? — не испугался, а удивился охранник по имени Георгий. И приготовился ударить наглеца.
И получил удар пальцами в глаза. Вскрикнул. Потом перочинный нож, который заложник позаимствовал у Бадри, распорол Георгию сонную артерию.
Заложник усмехнулся, обернулся к своему сопровождавшему.
— Пошл и дальше…
Они поднялись по узкой лестнице на первый этаж и очутились в маленьком коридорчике. В комнате грохотал пистолетными выстрелами телевизор. Двое горцев смотрели боевик.
Бадри как зомби застыл посреди коридора. Заложник напряженно огляделся, прислушался. Взял забытую около ступенек, ведущих в подвал, совковую лопату, на которой еще были следы земли — кто-то из обитателей дома оказался человеком хозяйственным и копался в огороде.
Мирный новосибирский бизнесмен шагнул в комнату… Удары и короткие вскрики глушил грохот американского боевика. Теперь в комнате лежало два трупа — один с разрубленным горлом, другой с раскроенным черепом.
— Где еще один? — спросил заложник.
— Во дворе, — ответил Бадри. Заложник взял пистолет. Прошел через коридор. Осторожно выглянул на улицу. Спиной к нему стоял человек в резиновых сапогах и возился с электрическим насосом.
Почуяв неладное, человек оглянулся и оторопел.