– Да зачем тебе? Это же для маленьких! – удивилась она.
– Но я же никогда еще там не был, – заныл Мальчик. – Ну ма-ам… Ну дава-ай…
– Может, лучше на Колесе обозрения покатаемся? – она указала влево, на застывшую в небе неповоротливую громадину.
– Нет, не хочу. Оно скучное. И вертится медленно.
– Ладно, – равнодушно пожала плечами мать, и они свернули вправо, к Пещере.
* * *
Очередь за билетами была длиннющая. Задрав голову и приоткрыв рот, Мальчик рассматривал огромные – в три человеческих роста – и нелепые фанерные физиономии, приколоченные к стене Пещеры. Их было четыре. Гигантские подбородки состояли из множества неровных брусочков – как бы вырезанные из камня в как бы скале. Лбы же были вполне гладкими – работая над ними, неизвестный скульптор, по-видимому, забыл, что вырезает по камню, а не лепит из папье-маше. Все четыре монстра были одинаково мрачными; трое – неопределенного пола, один – точно мужчина: с усами. Плотно сжав тонкие злые губы, все они пристально смотрели вдаль выпученными глазами.
– Мам, а кто это? – спросил Мальчик.
Лично ей физиономии казались очень знакомыми – про себя она идентифицировала их как Христофора Колумба, Петра Великого, Екатерину Вторую и президента Буша – однако кого на самом деле имели в виду авторы скульптурной группы, было неясно. Ее версия сразу отпадала – никакой логики в подобном подборе персонажей не наблюдалось. Всем историческим деятелям, за исключением разве что Колумба, нечего было делать на стене здания аттракционов. Впрочем, если вдуматься, Колумб тоже не имел ни малейшего отношения к детским страшилкам…
– Не знаю, – ответила мать. – Хотя вон тот, кажется, Буш, – добавила, не удержавшись.
– А-а, – понимающе кивнул Мальчик и потерял к физиономиям интерес.
Очередь двигалась медленно.
– Мам, а какой это дом? – спросил Мальчик.
– В смысле – дом?
– Ну, вот это здание, в котором аттракцион, – у него же есть какой-то номер? Номер дома? Или нет? Или на аттракционах не бывает номеров?
– Честно говоря, не знаю, – ответила мать.
– А можно, я сбегаю, посмотрю?
– Нет, стой здесь. Мы уже почти у кассы.
Через минуту они действительно подошли к кассе, и она купила в окошке один билет.
– А ты что, со мной не пойдешь?
– Не пойду – чего я там забыла? Это же совсем для малышей… Вон, смотри, с трехлетними детишками оттуда мамы выходят.
– Ну, зато там, наверное, смешно, – неуверенно возразил Мальчик.
Он сам уже жалел, что притащился сюда и потратил столько времени зря. Судя по всему, в этом аттракционе ничего смешного – а уж тем более страшного – не было. Так, по крайней мере, казалось снаружи: в стене Пещеры, сверху, между физиономиями, было «вырублено» довольно большое окно, и в нем проплывали, раскачиваясь на толстом металлическом тросе, люди в дурацких красных креслах. Лениво улыбаясь, эти люди смотрели сверху на очередь в кассу, без энтузиазма махали друзьям и родственникам, или плевались, или кидали вниз фантики и снова ныряли в темноту Пещеры. Лица у них были какие-то вялые и рассеянные. Кажется, им было скучно.
– Все, иди, твоя очередь, – мать подтолкнула его ко входу в Пещеру.
Он вошел в узкий, тускло освещенный коридорчик и остановился – очередь продолжалась и там. Огляделся. Стены и потолок были покрыты какой-то черной пупырчатой гадостью, претендовавшей, кажется, на сходство со сталактитами. Поборов отвращение, Мальчик дотронулся до шершавой поверхности пальцем. Пенопласт. Стало совсем скучно.
– Я боюсь, – тихо сказала симпатичная кудрявая девочка, стоявшая рядом с ним.
– А чего тут бояться? Это же не взаправду? – удивился Мальчик.
– Там… там будут привидения. И скелеты, – пискнула девочка.
Она действительно выглядела испуганной.
– Да не бойся ты. Ну хочешь – сядем с тобой вместе? – предложил он.
– Хочу, – потупилась.
В продолговатые красные кресла сажали по трое.
– Чур я не с краю! – сказала кудрявая и уселась в середину, рядом с еще одной девочкой, толстой и некрасивой.
– А я с краю, – сказал Мальчик.
– Побыстрее, ребята, побыстрее, – строго загундосил низкорослый таджик в синей спецовке – он проверял, все ли пристегнулись к сиденью.
Наконец тронулись. Медленно, со скрипом кресло поползло по тросу куда-то вверх и вбок.
– Ой, – тихо сказала кудрявая и прижалась к Мальчику.
Миновали неподвижного мужика с окровавленным топором. Потом куцее болотце с неподвижной же русалкой. Сбоку громко ухнуло привидение в белой простыне – кудрявая вздрогнула, потом засмеялась.
– Видишь, я же говорил: совсем не страшно, – сказал Мальчик.
Фредди Крюгер нерешительно протянул к ним длиннопалую когтистую руку – и тут же смущенно отдернул. Впереди наметился маленький журчащий водопад – но когда они проезжали под ним, вода, естественно, отключилась.
– И совсем неинтересно, – буркнул Мальчик.
– Вон! Вон он, скелет, – девочка, смеясь, показывала пальцем на белое существо впереди; оно нервно пританцовывало – так, словно очень хотело отлучиться по малой нужде.
Когда они проезжали мимо, скелет вдруг перестал суетиться, застыл и театрально захохотал. Девочки для порядка взвизгнули.
– Смотрите, гроб! – сказал Мальчик.
– Где? – заинтересовалась кудрявая, но, прежде чем он успел показать, тусклый свет в Пещере неожиданно погас, а все кресла остановились.
В темноте раздавались крики и смех.
– Сломался! Аттракцион сломался! – выкрикнул чей-то радостный голос. – Теперь мы тут так и будем сидеть!
Через пять минут стало скучно. И тихо.
– Давай раскачиваться, – интимно шепнула кудрявая девочка ему в ухо.
От нее приятно пахло мятной жвачкой и каким-то фруктовым шампунем.
– Давай.
Они стали болтать ногами, раскачиваясь, – но уже через пару минут Мальчику это надоело.
Глаза его стали постепенно привыкать к темноте. Там, куда он все время смотрел – чуть ниже, немного справа, – на специальной подставочке стоял гроб. Настоящий дубовый гроб. Открытый.
И кто-то… что-то лежало в нем; нечеткий, обмотанный черными тенями силуэт постепенно вырисовывался из мрака. Медленно, миллиметр за миллиметром, проступали его ноги – худые, безвольно вытянутые… И руки – бледные, аккуратно сложенные на груди, крепко сжимающие погасшую электрическую лампочку в форме свечи… И лицо – зеленоватое, остроносое, тонкогубое, тихо… расползающееся… в улыбке…
Я шла долго, очень долго. Я не думала ни о чем. В каком-то сквере, уже под утро, я расстелила прямо на земле, под деревом, пакет с надписью Beneton и стала поедать остывшую, пересоленную китайскую еду. Жадно, руками.