Приемная с буржуйкой выглядела не столь разоренной, хотя форточку в окне прикрывал, заменяя стекло, квадратик картона. Трое солидных мужей шагнули в кабинет. За директорским столом развалился одутловатый неряшливый гражданин в свитере и жилетке. Перед ним на драном, некогда зеленом сукне гордо поблескивала недопитая бутылка «Новомытлинки», желтели шкурки воблы, мерцал порожний стакан и сиротливо подсыхал огрызок соленого огурца. Рыло директора, нависшее над остатками пира, выражало сугубо отстраненное отношение к окружающему миру. Чумной подошел к столу, взял сидевшего за шиворот, приподнял, аккуратно провел между москвичами и выбросил в коридор. Послышался мягкий удар упавшего тела и тихий мычащий стон.
– Ну что, господа, сами, бля, видите… – Обведя взором директорское помещение, Михаил Федорович вздохнул: – Вот что я от вас получил.
Геннадий Прохорович Барруда покрутил пальцем у виска.
– Дурак ты, Мишка. Стены не нравятся? Наймешь хохлов, через месяц выстроят офис, не хуже столичных. Не о том думаешь. Вопрос – где постоянных рабочих найти? Местных алкашей нельзя. Сам только что человека уволил. Вот о чем шариками крутить надо.
– Надо, но начинать будем не с этого. Пора Михаилу фамилию менять. Станешь Михаилом Станиславовичем Слободским. – И депутат Думы щелкнул Михаила Федоровича костяшкой пальца в лоб.
– А отчество на хрена? Моего папаню Федором назвали. Имя русское, хули плохо? – обиженно проворчал Чумной.
Барруда повысил голос:
– Папаня твой алкаш и уголовник, и хватит выступать. Делают из тебя человека, молчи и радуйся…
– Станиславовичем так Станиславовичем. Мне по фигу, – миролюбиво согласился Чумной. В углу кабинета пылилось «переходящее» красное знамя, рядом стоял шкаф. Владимир Савельевич Шаров открыл его и извлек бархатный альбом с профилем Владимира Ильича Ленина. Сдув с красного бархата изрядный слой пыли, он раскрыл альбом и принялся листать страницы:
– Смотрите, а вот и фотодокументик, подтверждающий мои слова.
– Опять в историю ударился? – Барруда покривился, но в альбом заглянул.
– История – штука полезная, – возразил депутат и тяжело вздохнул: – До чего довели предприятие, скоты. Полюбуйся, Гена, в сороковых годах это был показательный завод. Недаром его посетил сам Микоян с начальником Главспирта.
– «Ням, ням, Микоян!» Ты уже нам рассказывал эту байку. – Барруда уселся в директорское кресло, с отвращением отодвинул хвост воблы, влил в пустой стакан остатки из бутылки и понюхал содержимое.
Владимир Савельевич с любопытством пронаблюдал за действиями замминистра, ожидая, выпьет тот водку или нет. Барруда пить не стал. Депутат одобрительно хмыкнул:
– Знаешь, Гена, если бы нашлась та бумажка, за нее миллион «зеленых», как два пальца.
– «Лимон» «зеленых» – это, бля, звучит, – навострился Чумной.
– Найди заработаешь.
По тону Шарова Чумной не понял, шутит депутат или говорит серьезно.
– А как ее отыщешь?
– Работать надо. В архивах нет, значит, осела где-то вокруг товарища Микояна или директора Главспирта, – загадочно намекнул Шаров, ткнув пальцем в фотографию из альбома.
– А кто такой Микоян?
Депутат с замминистра переглянулись.
– Ты, Миша, сколько классов кончил?
– …Семь. Не кончил, но в седьмой пол зимы оттопал. Обрыдло… Сколько можно учиться?
Депутат постучал кулаком по столу:
– Дубина, ты хоть рекламу «ням, ням» видел?
– Ну, видел… Мясного комбината реклама. А кто такой Микоян – хрен его знает. – Новоиспеченный заводчик не понимал, почему москвичи привязались с каким-то армяшкой.
– Отстань от него, Шаров, не все же у нас, как ты, со степенью, – заступился за компаньона Барруда и милостиво пояснил: – Анастас Иванович Микоян, Миша, это первый нарком по продовольствию. Он всех пережил – и Сталина, и Хрущева, и Брежнева. Не так давно умер. Вокруг его родни ту бумажку и надо искать.
– А кто с ним еще был? Вы тут, бля, еще одного назвали.
– Соображает, – приятно удивился Барруда: – Это ты у Вовы спроси. Он у нас ученый.
Владимир Савельевич подвинул альбом к Чумному:
– Смотри сюда. Это Анастас Иванович, а рядом начальника Главспирта Моисей Семенович Зелен. Можешь и вокруг его наследников поискать. Хуже не будет.
– Жидок? – усмехнулся Михаил Федорович, отдирая фото от картонной страницы. – Почему не поискать, поищем. А кому за «лимон» «зеленых» эту бумажку втюхать можно?
– Тебе, Миша, даже не втюхивать бы ее, а на американца в суд. Тут уже не одним «лимоном» пахнет. – Шаров загадочно улыбнулся.
К государственной Фемиде Михаил Федорович относился с подозрением:
– Охренели?! Почему в суд мне, а не вам?
– Гена, объясни этому кретину. Я от него устал.
– Потому, господин хороший, что ты теперь владелец частной компании и станешь наследником древнего купеческого рода, а мы люди казенные. Подать в суд можем. Выиграем – денежки в казну утекут. Понял, дубина? – зло пояснил Барруда. Тупость провинциального компаньона москвичей начала уже всерьез раздражать.
– Кажись, врубился, – кивнул Михаил Федорович, спрятал карточку в карман и прислушался.
В коридоре раздавалось странное сопенье, постепенно переводящее в рев. Через секунду на пороге возник «уволенный» директор с лицом цвета бархатной обложки альбома и, размахивая чем-то вроде тесака, бросился на обидчиков. Чумной мгновенно выхватил из кармана «Макарова» и выстрелил в грудь бывшего хозяина кабинета. Тот замер, выронил из рук тесак, с хрипом два раза вдохнул спертый воздух барака и рухнул.
– Где вы торчите, придурки! – крикнул Михаил Федорович в окно своим службам.
По коридору пронесся топот, и пятеро молодцов застыли в проеме двери.
– Мы здесь.
– Здесь? Нас, бля, чуть не порезали, а вы и рылом не ведете! – возмутился Чумной.
– Мы у крыльца ждали, чтобы не мешать, – оправдывался Чуриков.
– Вы же сами среагировали, – виновато добавил майор Турыгин. – Сейчас составим актик о вооруженном нападении, ребята подпишут…
Чумной убрал в карман пистолет и сплюнул:
– Ладно, волоките его отсюда на хер и больше не зевайте.
Московские гости дождались, пока тело мстителя вынесут, и продолжили тему.
– Пора вернуться к проблеме работников. Еще Ленин говаривал: кадры решают все, – напомнил Владимир Савельевич Шаров.
– Вот-вот, – поддержал Барруда.
– А вы чо предлагаете, мужики? – Новый совладелец водочного завода не имел хозяйственного опыта и не был готов решать подобные вопросы.
– Есть одна идейка, – подмигнул Владимир Савельевич.