Я несказанно потешался этой сценой, хотя прекрасно понимал, что подобный финт вполне может выйти мне боком. Но один только вид физиономии Лексиуса, застывшей в полном изумлении, этого, пожалуй, стоил!
Туземец потрясающе налился краской, явно взмывая к пику бешенства… Но все же сумел совладать с собой, придушив клокочущую ярость. Глаза его зловеще сузились.
— Ты, знаешь ли, очень красивый парень — неважно, евнух ты или нет! — не унимался я.
— Тихо! — рыкнул он.
Грумы остолбенели. Его яростный выкрик эхом прокатился по саду. Потом резким скрипучим голосом он отдал какие-то отрывистые распоряжения, и слуги, поскорее закончив с Тристаном, молча заторопились прочь.
Я опустил было голову, но тут же вновь уставился на Лексиуса.
— Как ты посмел! — прошипел он.
И как раз этот момент был самым любопытным: Лексиус старался говорить так же неслышно, как и я. Больше он не осмеливался говорить со мною громче, нежели я сам.
Я торжествующе улыбнулся. От возбуждения мой приятель уже сочился влагой, готовый скоро извергнуться.
— Или, если тебе угодно, я могу тебя покрыть! — зашептал я. — В том смысле, что, если эта твоя штучка не работает…
Крепкая пощечина влепилась так молниеносно, что я не успел и глазом моргнуть. Потеряв от удара равновесие, я снова оказался на четвереньках. Тут же раздался резкий свистящий звук, способный сам по себе кого угодно вогнать в страх. Я поднял взгляд: Лексиус успел вытянуть из-под кушака длинный широкий кожаный повод. Похоже, он был намотан у него на поясе, скрываясь в пухлых складках бархата. На конце его имелось небольшое металлическое кольцо, достаточной ширины для средних размеров члена, но, думаю, слишком узкое для моего.
Лексиус сграбастал меня за шевелюру и так резко дернул вверх, что кожу обожгло болью. Потом он дважды что есть силы хлестнул меня поводом, и я наконец отвернулся. Сад тут же расцвел передо мной яркими цветными сполохами. Сущее буйство наслаждения!
Нимало не медля, туземец ухватил меня цепкими пальцами за мошонку, потянув ее кверху, и крепко стянул концом поводка мои гениталии, надежно его закрепив. Получилось у него на самом деле неплохо. Натянутый повод выпятил мне таз вперед, и, чтобы удержать равновесие, я зашаркал коленями по траве.
Поначалу Лексиус попытался заставить меня свесить голову, потом, разозлившись, опустил меня на все четыре, припечатал свою могущественнейшую туфлю к моему затылку, пригнув меня лбом к самой земле, и сердито потащил меня за собой за протянувшийся под грудью поводок, заставляя во всю прыть бежать на четвереньках.
Мне так хотелось оглянуться на Тристана. Меня терзало чувство, будто я его предал. Внезапно я подумал, что совершил чудовищную ошибку и теперь меня заставят вечно торчать в каком-нибудь коридоре или еще того хуже. Но было уже слишком поздно что-то изменить. Натянутый повод еще туже сжал мне причинные органы, быстро увлекая к дверям дворца.
В томном полузабытьи Красавица понемногу пришла в себя. Жены гарема все так же толпились вокруг нее, еле слышно о чем-то переговариваясь.
В руках у них были длинные и очень красивые перья — и павлиньи, и от других, не менее ярких, птиц, — которыми женщины нежно водили Красавице то по груди, то по лобку и бедрам.
Ее влажное лоно тут же отозвалось на ласку, слегка запульсировав. Перья снова заскользили по грудям, потом медленно и уже ощутимее прошлись по губам вульвы.
Неужто эти ласковые создания ничего другого не желали для собственного удовлетворения?
Принцессу вновь сморила вязкая дремота. Когда она наконец открыла глаза, солнце вовсю струилось сквозь высокие зарешеченные окна. Над ней раскинулся высокий полог, витиевато украшенный вышивкой, с маленькими зеркальными вкраплениями, увитыми золотыми узорами. Красавица увидела вокруг себя все те же смуглые женские лица с жемчужными зубами и нежными темно-розовыми губами, услышала их быструю и негромкую речь, приглушенные смешки. От складок их одежд благоухало розами. Мягкими птичьими перьями женщины по-прежнему забавлялись с ее телом, лениво раздразнивая, словно перед ними лежала неживая игрушка.
И постепенно среди этого скопления прекрасных созданий выделилась одна, наиболее царственная особа. Чуть поодаль от остальных обитательниц гарема, наполовину скрытая изукрашенной ширмой, она внимательно взирала на новую одалиску, вцепившись рукой в деревянный каркас.
Красавица сомкнула веки, нежась в теплых солнечных лучах на ложе из подушек, наслаждаясь легкими касаниями перьев. Потом снова открыла глаза.
Женщина стояла все там же. Кто она такая? И была ли она здесь до этого?
У нее было поразительно прекрасное лицо, выделявшееся даже в этом море замечательных лиц. Сочные чувственные губы, тонкий нос и пронзительные, пылающие очи, чем-то необъяснимо отличавшиеся от глаз остальных здешних женщин. Ее темно-каштановые волосы были разделены ровным прямым пробором и падали чуть ниже плеч тяжелым каскадом локонов, окружавшим лицо треугольной тенью, разве несколько непослушных завитков на лбу вносили некоторый беспорядок, придавая всему облику естественное для человека несовершенство. Широкий золотой ободок огибал ее лоб, удерживая прозрачно-розовую чадру, которая будто бы стекала по волосам и розоватой тенью ниспадала за спину.
Ее лицо имело милую форму сердечка, но при этом казалось невероятно суровым! В его выражении была такая нарочитая ярость, что взгляд аж прожигал насквозь.
Некоторые лица подобное выражение обезображивает, подумалось Красавице, но этой женщине такая чрезмерная напряженность лишь придавала особое очарование. А ее глаза… Надо же! Они оказались темно-голубыми, с удивительным фиолетовым отливом. Как странно! Они не были масляно-черными, как у других жен, и в то же время вовсе не казались холодными и тусклыми. Эти глаза были живыми, яркими, проницательными, полными какого-то внутреннего противоборства.
Словно отстранившись от взгляда Красавицы, женщина чуть отступила за ширмой, и это движение ее выдало: все тут же обернулись посмотреть, кто там. В первое мгновение повисла тишина, затем женщины одна за другой спешно поднялись и согнулись в приветствии. За исключением Красавицы, не осмелившейся даже шелохнуться, все находившиеся в зале склонились перед этой особой.
«Должно быть, сама султанша», — решила Красавица. И от устремленных на нее в упор лилово-синих глаз у девушки стеснило в горле.
Одета эта дама была очень богато, что только сейчас заметила принцесса. И какие чудесные серьги висели у нее в ушах — очень большие, овальные, с выпуклыми фиолетовыми, в цвет глаз, эмалевыми вставками!
По-прежнему полускрытая ширмой, женщина стояла неподвижно, не отвечая на приветствия, что торопливо бормотали ей остальные жены, и не отрываясь глядела на Красавицу.
Постепенно женщины вернулись на места, рассевшись вокруг новой невольницы, и, опять вооружившись перьями, продолжили ее всячески ласкать и оглаживать. Одна из них, теплая и благоухающая, привалилась к девушке, точно огромная кошка, и стала лениво поигрывать пальцами с короткими и густыми кудряшками лобка. Красавица зарумянилась, ее глаза, все так же устремленные к женщине за ширмой, покрылись поволокой. Она задвигала бедрами и, когда перья вновь ласково коснулись ее нагого тела, начала постанывать, прекрасно зная, что незнакомка неотрывно за ней следит.