– Это были столичные друзья?
– Это были люди, которые знали очень и очень много.
– Монфор, – я пристукнул ладонью по столу и тяжело вздохнул. – Монфор, Накасус и кто-то еще. Проклятие, но кто же?
– Ты продолжаешь думать о мести? – осторожно спросила Ута.
– Не только.
Я встал, прошелся по кабинету, потом остановился у окна. Мне уже не было холодно. У меня в голове, назойливо вибрируя, крутились какие-то колесики, отыскивающие неведомые пока варианты истины.
– Можно было бы плюнуть на все это и заняться коммерческим шантажом в прежнем духе или, к примеру, выйти в море навстречу какому-нибудь пиратскому каравану, – но! Ты сама понимаешь, что Эйно убили не просто так. Это какая-то очень темная и загадочная история. Я уверен, что до тех пор, пока я не раскручу ее до самого конца, опасность грозит всем нам. И еще я знаю, что ниточки тянутся из столицы.
В дверь осторожно поскреблись.
– Да! – крикнул я и едва не потянулся к бедру в поисках пистолета – столичная жизнь, полная постоянного страха, ставшего каким-то даже родным, выработала у меня привычку хвататься за оружие всякий раз, когда я слышал стук в дверь.
– Его превосходительство был на месте, – доложил мне запыхавшийся скороход.
Я распечатал записку и тотчас же отбросил ее в сторону.
– Поэтому, – сказал я, возвращаясь в кресло, – ты пока останешься здесь. А со мной поедет, наверное, Бэрд…
Судья ждал меня к полудню.
* * *
Стражники на входе вяло отдали мне честь и отвернулись в сторону, всем своим видом демонстрируя полнейшее безразличие к хорошо одетому юноше, приехавшему в большой карете без гербов. Все верно, я выглядел как парень из состоятельного, но вовсе не аристократического рода – мне совершенно не хотелось афишировать свое новоприобретенное достоинство. Нащупывая в кармане камзола проклятую золотую игрушку, я приблизился к дверям уже знакомого кабинета. Судейский лакей просверлил меня внимательным взглядом и нехотя разомкнул узкие бледные губы:
– Князь Маттер Лоттвиц-Лоер?
Я молча кивнул. Лакей медленно повернулся и потянул ручку огромной двери.
К моему изумлению, его превосходительство поднялся мне навстречу. Более того, по его знаку оба писца вскочили со своих мест и исчезли за дверями.
Лоалла выжидательно нахмурился.
– Вот он, ваша милость, – я поспешно сунул руку в карман и протянул ему украшение.
Лоалла осторожно взял сокола и, держа его двумя пальцами, поднес поближе к жарким полуденным лучам, струящимся из окна.
– Знаете, князь, – задумчиво произнес он, – в столице мне рассказали историю о подобной вещи, попавшей в руки одного коллекционера.
Я напрягся, ожидая, что он скажет дальше, но Лоалла умолк, внимательно разглядывая безделушку. Я стоял за его спиной, переминаясь с ноги на ногу…
– История этой вещицы выглядит запутанной и загадочной. Впрочем, – судья неожиданно повернулся, и на его лице коротко блеснула улыбка, – скоро я вновь приеду в столицу, и может быть, может быть…
Он вернулся за стол и, распахнув верхний ящик, достал несколько гербовых листов.
– Вы сможете оставить это изделие у меня? Так, на некоторое время – возможно, позже вы захотите его продать?..
– Я… я не стану возражать, – ответил я, едва двигая непослушным языком.
– Вот и прекрасно! – Лоалла обмакнул перо в массивную серебряную чернильницу и принялся что-то писать. – Кстати, о гибели вашего дорогого наставника: в документах о дознании речь идет о случайном налете случайных же грабителей. Я позволил себе отметить ваши показания задним числом, вашей подписи там не требуется… – Судья поднял голову и бросил на меня лукавый взгляд. – Я понимаю, – он вздохнул и снова углубился в писанину, – что вопросы, связанные с обстоятельствами смерти князя Эйно, являются для вас слишком личными, чтобы я мог себе позволить…
– Понимаю вас, – тихо произнес я.
– Беспокоиться вам не о чем. Я же со своей стороны могу вам гарантировать, что ни один человек в Альдовааре не позволит себе совать свой нос в ваши глубоко конфиденциальные дела… распишитесь вот здесь, князь.
Я приблизился к столу и взял в руки перо с красными чернилами.
– Это документ о передаче на хранение безделушки, известной как «сокол рода Лэраас, происхождение сомнительно». Прошу вас. Как только я смогу прояснить его, так сказать, «происхождение», я немедленно сообщу вам свои выводы. Благодарю вас, князь…
Я медленно спустился вниз и остановился в шаге от дверей парадного входа.
Лоалла, несомненно, что-то знал, но что? Проклятие, почему он молчит? О чем он может знать или, хотя бы, догадываться? В чем же кроется загадка этого дурацкого сокола, которого умирающий Эйно назвал орлом? Решительно двинув тяжеленную дверь, я шагнул на вылизанную мостовую и поспешил скрыться в чреве кареты.
Мой тяжелый, похожий на лакированный ящик экипаж неспешно двигался в нижнюю часть города – самый короткий путь к замку проходил по набережной, потом следовало взобраться на гору по хорошо знакомой мне дороге… Я раскурил трубку и откинул в сторону шторки на окнах. И в ту же секунду увидел там, внизу, в прозрачном мареве раскаленного солнцем воздуха, мачты своего корабля. Моя рука почти неосознанно потянулась к окошку в передней стенке кареты.
– Спустишься в порт, к «Бринлеефу», – приказал я кучеру.
Вскоре экипаж замер у каменного причала. До барка оставалось около тысячи локтей, но дальше проехать мы не могли – кругом были навалены бочки, тюки и ящики, между которыми там и сям стояли ломовые подводы, запряженные четверками громадных, одинаково понурых коней с длинными гривами. Я нахлобучил на голову шляпу и выбрался наружу. В нос мне ударил почти забытый запах – сложная смесь из ароматов смолы, дерева и морской волны, лениво плещущей о камень пирса.
Снующие по причалу грузчики ловко уступали мне дорогу; я шел, до боли всматриваясь в близкий силуэт огромного пятимачтового корабля, замершего в десятке локтей у старого, источенного морем каменного пирса. «Брин» стоял правым бортом, и над сушей нависали тяжелые реи с зарифленными парусами. Мне была хорошо видна высокая корма с четырьмя решетчатыми фонарями в половину моего роста и дюжиной закрытых сейчас пушечных портов на уровне орудийной палубы. В вымытых стеклах кормовых иллюминаторов нестерпимо отсверкивало полуденное солнце.
Почти неосознанно прибавив шагу, я подошел совсем близко и вдруг остановился, любуясь серой сталью, покрывавшей борт корабля. Так я стоял, наверное, с минуту, пока меня не окликнул молодой матрос, сидевший на вантах грот-мачты с трубочкой в зубах:
– Хотите зафрахтовать, мой господин? Так вам туда, в порт, – и, издевательски махнув рукой в сторону рыбной пристани, визгливо расхохотался.
– Позови вахтенного! – крикнул я, ощущая, как заливаются краской мои щеки. – Я князь Лоттвиц-Лоер и Гасарпаар, ублюдок! А ты, клянусь своей печенкой, сейчас получишь плетей!..