– Ну, если не можешь ты, то мои бараны и подавно не смогут. Ладно, пока продолжай наблюдать за всем, что происходит в доме Такео, и ищи подходы к этому кретину Сульфику – может быть, все-таки удастся найти какое-нибудь слабое место.
– Приятная картина, – зашипел Энгард, едва за нашими спинами бахнула дверь с львиной лапой, – мы застряли. Теперь придется ждать возвращения проклятого Такео и ломать себе голову, что за ним последует. Почему, спрашивается, он вообще решился на такой странный номер – корабль отправил домой, а сам остался в Машибуте?
– Возможно, на шхуне был какой-то срочный груз? – предположил я.
– Или срочное сообщение… да, я уже думал об этом – но мы этого, пожалуй не узнаем, разве что потом.
– Когда?..
– Вот именно. Вилларо из кожи вон лезет, так ему хочется увидеть этих странноватых мошенничков. Я, если уж честно, боюсь только одного: неужели тут действительно замешаны какие-то дворцовые игры?
– Ты внимательно просмотрел нашу добычу? – вдруг спросил я, уже взявшись рукой за дверцу кареты.
– Не очень, – прищурился Энгард. – У меня все не было времени. А ты считаешь, что…
– Да я, видишь ли, тоже боюсь.
– Проклятие! – Дериц рывком запрыгнул в просторное нутро экипажа и распахнул лючок кучера:
– Отвезешь меня на поле Ноора. Я должен навестить брата… так что сегодня, наверное, вам не стоит меня ждать. Можете тискать девчонок и опустошать мои погреба – желательно только, чтобы к завтрашнему дню вы оба могли быстро прийти в себя.
– Ты что-то замыслил? – скривился я.
– Да что я могу замыслить – ты же сам видишь, что обстановка меняется ежеминутно. Завтра будем смотреть документы, чтоб они провалились. Я видел там кое-что, но совершенно не придал этим бумажкам значения. Главное, что я помню фамилии!..
– Меня бесит твоя привычка разговаривать с самим собой.
– Прости, – меланхолично отозвался Энгард – он уже погрузился в свои размышления и вяло реагировал на окружающих. Я отвернулся и пожал плечами.
Теперь Дериц будет сосредоточенно молчать до тех пор, пока не сможет изложить ситуацию более или менее внятно: я уже знал, что мешать ему сейчас бесполезно.
* * *
– Я знаю этого человека, – негромко сообщил Бэрд, когда карета, высадив Дерица, снова тронулась с места.
– Какого человека? – удивился я, не понимая, о чем он.
– Его кличка – Висельник, а в Сером квартале он принимает своих осведомителей.
– Ты имеешь в виду барона Вилларо?
Бэрд тихонько рассмеялся и похлопал меня по колену:
– Ну да, на самом деле он, конечно, барон… а кличка у него оттого, что в молодости его хотели повесить на острове Гиэр, но он сорвался, получил губернаторское помилование, а потом, сдав кое-каких своих друзей, стал оказывать небольшие услуги Тайной канцелярии. С того все и пошло. А папаша у него и впрямь был придворным…
– Я никогда бы не подумал, что он вор.
– Не вор, мошенник. Впрочем, из мошенников получаются отличные сыскари. Если, конечно, их не повесят раньше. Я не рекомендовал бы графу Энгарду особенно уж целоваться с этим типом. Многие из его делишек заканчивались большой кучей трупов, а он, получив то, что было ему нужно, продвигался вверх.
Самое неприятное то, что у Висельника очень странная мотивация.
Услышав незнакомое слово, я не сразу понял, что Бэрд имеет в виду.
Посмотрев на мою удивленную физиономию, он вновь рассмеялся и пояснил:
– У многих возникает вопрос – зачем ему все это надо? К деньгам он почти равнодушен, к славе не стремится, придворных чинов в «серебре» не выслужишь… власть – вот что ему надо. Власть, невидимая для окружающих.
Что-то похожее, вспомнил я, Энни говорил и о Фолааре. Тот уже доигрался. Правда, сам Энни не считал его умным, а вот о Вилларо он совсем другого мнения.
И все же, как бы и толстяку не выпало перехитрить самого себя… Энгард сейчас увлечен, а что делать мне? Лавировать? О проклятье, но мне постоянно приходится чего-то ждать!
Ожидание, в свою очередь, наполняет меня неуверенностью – чем больше я, ожидая, размышляю над своим положением, тем сильнее мне хочется бросить все и уехать в Альдоваар. В конце концов, у меня масса дел. И опять же: если бросить этот узел нераспутанным, где гарантия, что он не затянется в виде петли на моей несчастной шее?
Бэрд смотрел на меня, ожидая вопросов, но я молчал, и он не стал навязываться, отвернулся к окну, оставив меня наедине с моими размышлениями.
Глядя, как бегут мимо нас высокие дубы королевской дороги, я и не заметил, как экипаж приблизился к хорошо знакомому мне горбатому мостику. Мои губы сами собой сложились в улыбку, где-то на грани сознания мелькнул туманный и теплый образ, – я вздохнул и подумал о том, что было бы неплохо навестить сегодня Айрис.
– Бэрд, – позвал я, – какое подношение уместно для жрицы Ни-Эшер?
– Ни-Эшер? – по лицу лейтенанта скользнула недоуменно-глумливая улыбка. – Пару бочек рому для поминовения самотопов, пожалуй.
– А если серьезно?
– О небо, да пару куриц, может быть… ты спятил, парень – какой же кретин станет что-либо жертвовать Ни-Эшер? Не знал? Или ты уже заранее решил, что утопишься от несчастной любви? Я могу предложить тебе более завидную участь…
Я фыркнул и отвернулся. Значит, ей не жертвуют… бедная, на что же она живет?
Прибыв в усадьбу, я приказал одной из девушек собрать кое-что из провизии, переоделся в более привычную морскую одежду, нахлобучил свою широкополую шляпу и, разъяснив Бэрду, где меня искать в случае необходимости, выбрался за ворота.
С моря опять волокло тучи, воздух заметно посвежел: от утренней жары не осталось и следа. Столичный климат вообще здорово отличался от южного, погода часто менялась в течение одного дня. У нас в Альдовааре почти всегда ровная жара, а тут… У нас? Я горько усмехнулся своим мыслям, закрыл за собой тяжелую кованую калитку, поправил висевшую на плече сумку с припасами и решительно зашагал прочь из узкого проулка.
В Пеллии, сказал я себе, не бывает зимы. Когда, интересно, я снова увижу снег? И здесь такое небо… пронзительное, бездонное, в нем, кажется, отражается невыносимо голубой океан, украшенный редкими барашками волны. Хорошо это или плохо – для меня? Да уж… особенно если бы я мог найти ответ на вопрос о том, что же я тут на самом деле делаю. Сын мелкого элинорского чинуши, ставший пеллийским князем. Наверное, у меня на родине моим рассказам не поверил бы ровным счетом никто, даже наши провинциальные вертихвостки на выданье. О боги, как же далеко это все от меня – теперь! Впереди показались знакомые мне могилы. Я вдруг вспомнил, как закапывал в саду тяжелое тело отца, и остановился. Холодная тоска, похожая на штормовой ветер с моря, сжала мое сердце. Это кладбище, эти надгробия, символы чьего-то забытого уже отчаяния, вдруг показались мне листьями, устилавшими по осени аллею в отцовском парке.