Я жестом прервал его излияния и вновь налил себе вина. Монах, значит… и ведь не врет же парень, он этих, местных, так боится, что врать ему в башку не придет, куда тут!..
– Так, значит, платили ему другие?
– Да откуда мне знать, господин?! – Мордир снова принялся извиваться, будто угорь у повара под ножом. Но замотали его на славу, он едва мог шевельнуться.
– Кто тебе рассказал, что Монерона и его ребят пококали?
– Так это… это ж все знают, в газете даже было в какой-то: нашли, мол, трупы… известный контрабандист, разыскиваемый, подозреваемый, все такое там… Стража, наверное, и нашла – вам-то лучше знать!
– Я – не Стража, – коротко сообщил я ему.
Лицо Мордира приобрело трупную синюшность, мне даже показалось, что ему не хватает воздуха. Наверное, сперва он почему-то решил, что я некий особый дознаватель из столицы, способный заставить местных филинов работать на Стражу.
Теперь он думает, что я – важный эмиссар Братства. Это неплохо, пусть так и думает.
Допив вино, я многозначительно покачал пальцем:
– Ты, я знаю, хотел в Галотту? Вот и плыви, друг мой, так оно лучше будет. И не возвращайся, пока не позовут, нечего тебе здесь париться. Задница, наверное, не чужая? Все… ослабьте им веревки, чтобы сами развязались, и пошли, время дорого.
Когда в небе появилась утренняя луна, мы, проскакав с десяток миль, погрузились на разболтанную рыбачью шаланду, готовую доставить нас через пролив на огромный остров Картуун. При расставании я полез в кошель, желая вознаградить Коллофа и его людей, но парень осторожно остановил мою руку:
– Не нужно, ваша милость. Я немного разбираюсь в людях и был рад оказать вам эту услугу совершенно бесплатно. Мне кажется, когда-нибудь мы еще увидимся.
– Не люблю быть в должниках, – нахмурился я, – но долги отдаю. Может быть, и я смогу помочь тебе. Только…
– Я все понимаю, – облегченно улыбнулся он. – Не думайте, мы тут не из болтливых. Передавайте приветы там, в столице!
– Хорошо, – я улыбнулся на прощание и схватился рукой за сброшенный нам штормтрап.
Селедочный крейсер поднял паруса и неторопливо пополз в море, намереваясь обогнуть остров и к рассвету высадить нас на западном берегу Картууна. Мрачный кок выдал нам кусок ветчины и краюху хлеба, мы поудобнее расположились на бухте каната возле хибарки, защищавшей рулевого от ветра, и принялись закусывать под шум волны и хлопки подмокших парусов. Вино, крепкое, как добрый ром, было у нас во флягах, я хранил его с самой столицы.
– Ты вроде волновался, – сказал мне Бэрд.
Я облегченно махнул рукой.
– Я боялся, что он будет сопротивляться.
– С какой стати? Что ему до чужих бумажек? А Братства он почему-то боится до дрожи, с чего бы оно так? Может, насолил кому?
– Теперь это уже неважно. Если честно, я должен выписать тебе премию…
Бэрд хохотнул посреди глотка, закашлялся, и мне пришлось как следует двинуть его по спине.
– Сочтемся, хозяин, – придушенно проронил он. – А что там, в этом пакете?
Собственно говоря, бумаги поставили меня в сложное положение. Всю дорогу – а пыхтящий машиной «почтарь» плелся до столицы ужасно долго, по крайней мере дорога на Таэр заняла у нас гораздо меньше времени, – я ломал голову, что с ними делать. С одной стороны, было довольно невежливо вскрывать пакет без Энгарда, а с другой – здесь могли содержаться сведения, совсем для него не предназначенные. Сидя в каюте, я несколько раз вытаскивал пакет из сумки и вертел в руках, разглядывая печати неизвестного мне нотариуса, но всякий раз, вздохнув, возвращал обратно. Когда наша нелепая калоша бросила якорь в столичном порту, я еще раз пощупал толстый, гладкий на ощупь конверт и решительно опустил его в сумку, после чего с особой тщательностью застегнул пряжки на ремешках.
Было раннее утро. Мы с Бэрдом сошли по трапу на сушу и сразу же затерялись в толпе, атакующей станцию дилижансов. Пройдя мимо бревенчатого навеса, рядом с которым серыми грибами торчали будки кассиров и смотрителей, мы обогнули конюшни и вышли на одну из многочисленных старых площадей. Там, подле позеленевшего от древности и дождей фонтана, то и дело останавливались извозчики, доставлявшие в порт более или менее состоятельных пассажиров, не желающих пользоваться услугами тесных дилижансов. Бэрд поднял ладонь, к нам лихо подрулил седобородый дед, восседающий на козлах потрепанного ландо, и после недолгого торга пара лошадок потянула нас в Воэн. Я на всякий случай поднял брезентовый верх и откинулся на спинку растрескавшегося кожаного дивана – поездки по городу у всех на виду пока что не входили в мои планы.
Энгард еще спал. Я велел сообщить ему о нашем возвращении и отправился умыться. К тому моменту, когда я закончил смывать с головы ароматное жидкое мыло, он ворвался в мою комнату – с мокрой еще физиономией, кое-как причесанный и возбужденный. От него ощутимо несло вчерашним ромом.
– Ну? – завопил Дериц, ткнув меня кулаком в спину. – Что там?
– Пока не знаю, – не удержавшись от смеха, отозвался я и принялся наматывать на голову полотенце. – Ф-фу, проклятие, воду они нынче плохо согрели… бр-рр… хорошо хоть тепло сегодня. Так… идем, бумаги в сумке.
– Все-таки бумаги? – сверкнул глазами Энгард. – Что он тебе рассказал? Драться пришлось? Ты вроде не ранен…
– Какое там драться! У Бэрда слишком славные друзья… наш клиент почему-то так боится ребят из Братства, что чуть не напрудил в штаны от одного их вида. А рассказал… не знаю даже, что рассказать по этому поводу тебе.
Ничего он толком не знает, его, видимо, просто наняли как связного. Ну давай, вскрывай. Только осторожненько… а то еще, может, к дедушке их тащить.
Энгард внимательно осмотрел печати, потом потер в пальцах сургуч, в котором покоились концы красного шнура.
– Посмотри-ка в буфете, нет ли там ножа, – попросил он. – Не хочется ее ломать, а руками шнурок не порвешь, он шелковый.
– Ножей тут нет, – сказал я, вытаскивая из буфета вино и пару пыльных бокалов. – А у меня… сейчас.
В сумке ножа не оказалось – кажется, я переложил его в саквояж. Саквояж лежал на кушетке, прикрытый кожаной курткой. Когда я потянулся, чтобы перевесить ее на другое место, мои пальцы вдруг нащупали что-то во внутреннем кармане, и я сразу же вспомнил об изящном позолоченном кинжальчике, который подарил мне в Бургасе Визель. Грани у него были достаточно острыми, чтобы перерезать шнурок, и я положил его на стол перед Энгардом.
– Красивая штука, – заметил он, – и не нашей работы. Откуда это?
– Где он сделан, я не знаю, – ответил я, – а подарил мне его один ученый рашер. Ну давай уже! Что там?
Энни осторожно вытащил шнур и поддел лезвием заклеенный конверт. На стол выпали несколько сложенных листов. Я склонился над плечом своего друга, с нетерпением ожидая, когда он раскроет их.