– Как хотите, но наш отдел надо закрыть. У нас все-таки не книги, а газеты и журналы. Подшивки толстые, тяжелые. Мы все будем в фонде, а кто с людьми будет работать? – Ирина Анатольевна воинственно расправила плечи и, достав ярко-оранжевую помаду, приготовилась идти к начальству.
– Правильно, – поддержала ее Юля Нестерова, – пусть нас закрывают.
Люда Шилова и Светлана промолчали. А Оля Резникова решилась на очередной больничный. У нее были все признаки астмы, так что библиотечная пыль пойдет ей явно во вред.
Ирина Анатольевна вернулась через час с недовольно поджатыми губами.
– Не договорилась, – с тайным злорадным удовлетворением произнесла Юля.
– Они сами не знают, чего хотят. Сказали, чтобы и инвентаризацию делали, и людей обслуживали.
– Ну, Ирка, чего ты тогда губы красила своей морковной помадой?! – Нестерова ехидно улыбнулась.
– Сама бы пошла и поговорила, – огрызнулась Бажина, с тайным удовлетворением поглядывая на себя в маленькое зеркальце.
– Так ты у нас вождь. Тебе и карты в руки.
– Меня никто вождем не выбирал, это была моя собственная инициатива.
– Переоценила ты себя, – Юля обожала «завести» Ирину Анатольевну.
– Так как работать будем? – неожиданно для всех спросила Светлана.
– График составим, половина сотрудников с посетителями, половина – в фонде. Потом меняемся. Короче, как обычно.
– Меня не считайте, я чувствую, что заболеваю. – Оля Резникова натужно покашляла.
– Кто бы сомневался, – Нестерова со значением посмотрела на Бажину.
Решено было, что Светлана будет работать в паре с Юлей, а Ирина Анатольевна – с Людой.
– Ой, как хорошо! – сказала по этому поводу Люда. – Вы мне все расскажете про фонд, чтобы я лучше ориентировалась.
В следующий понедельник Светлана, облаченная в линялый, на два размера больше халат, вытирала тряпкой пыль со старых подшивок и заносила в гроссбух инвентарные номера. Юля Нестерова в кокетливо повязанном платочке «Hermes» сидела в старом кресле и, наблюдая за Светланой, рассуждала о мужчинах:
– Ты знаешь, почему у женщин такие проблемы с мужчинами?
– Нет, – отвечала Светлана, пытаясь не дышать пылью. Та скопилась на старых подшивках, давно предназначенных на списание, но не списанных из-за внезапных кадровых перестановок.
– Проблемы оттого, что женщины представляют мужчин такими же людьми, как и они сами.
– А они что, не люди?
– Перестань, я не про затертые до дыр пошлые глупости. Я про то, что мужчины никогда не смогут быть такими, какими мы их хотим видеть.
– Это почему же?
– Да потому, что они тогда вымрут.
– Это следствие, ты пропустила причину. Почему они вымрут, если мы их заставим измениться, и почему они не смогут измениться? – в логике Светлане отказать было нельзя.
Юля кокетливо повертела головой и произнесла:
– Потому что им это не дает сделать их инстинкт самосохранения. Мужчина, который изменится настолько, насколько хочет женщина, перестанет быть мужчиной. Он уже никогда на женщину не посмотрит.
Светлана от души расхохоталась. Сама она искренне считала, что переделывать вообще никого никогда не надо. Надо просто попытаться приспособиться. Ну, конечно, если речь не идет о жизненно важных вещах. И если уж люди решили жить вместе. У нее перед глазами стоял пример ее семьи – мать приспособилась к властному и иногда почти деспотичному отцу так, что теперь он даже не замечал, что живет по правилам матери. «Впрочем, тепла, от этого в доме не прибавилось», – со вздохом подумала Светлана. К своим почти двадцати пяти годам она так привыкла к одиночеству, что все эти вопросы совместимости ее не волновали. Светлана потихоньку становилась эгоисткой – она плохо себе представляла, как можно отказаться от девятичасового сна в выходные, от долгих прогулок в лесопарке (для здоровья полезно!), вкусных обедов в воскресенье. Она любила выпить бокал красного вина поздно вечером, любила сыр с резким запахом, который, невзирая на гримасы родителей, хранила открытым в холодильнике. Запахом этим пропитывался даже борщ. Так, во всяком случае, утверждал отец. Изменять своим привычкам и обычаям ей совсем не хотелось, даже ради мужчины. Юля же, пережившая не один бурный роман, пришла к заключению, что отношения можно сохранить, только отказавшись от попыток превратить собственного любовника в любимого киноактера. Например, в Джорджа Клуни. В разговорах о жизни и переписи библиотечного фонда бежали дни, неумолимо приближая новогоднюю ночь, в которую Светлана, выпив с родителями шампанского, ляжет спать, не выдержав комментариев отца в адрес участников «Голубого огонька», а Юля уже в два часа ночи начнет дуться, поскольку ее молодой человек заспешит домой к жене с плохим характером (по его собственному признанию) и совершенно избалованным детям.
Тридцатого декабря, в последний рабочий день, коллектив решил отметить наступающий праздник. «Оливье» приготовила Бажина, пирог с капустой и яйцом – Люда Шилова, Юля Нестерова испекла огромный многослойный торт и печенье с вареной сгущенкой. Светлане поручили купить шампанское, сок и кило мандаринов. С этими покупками в руках и с подшивкой французских газет за 75-й год она столкнулась с высоким полным человеком. На его затылке еле держалась шапка-«пирожок» из черной каракульчи. Мужчина был в светлой дубленке нараспашку, так что можно было увидеть дорогой костюм с ярким, почти новогодним галстуком. Красный как рак, мужчина даже не подумал уступить Светлане дорогу, столкнувшись с ней в дверях. Наоборот, он сделал стремительный рывок навстречу, с силой толкнув пакет с напитками в ее руках. Пакет с грохотом обрушился на тяжелую дверь хранилища, и все почувствовали новогодний запах шампанского.
– Вас не учили уступать дорогу женщинам? – Светлана пыталась разглядеть, не попало ли шампанское на ее замшевые сапоги.
– Женщинам – учили, но где вы здесь видите женщин?! Это же ведьмы сплошные, – с этими словами господин в «пирожке» сел в лифт и уехал.
Несмотря на разбитую бутылку шампанского, праздник удался. Выпили настойку на бруснике, которую прихватила запасливая Бажина, попели песни, всласть посплетничали о буйном визитере.
– С чего он так разозлился? – спросила наконец Светлана.
– А он требовал два журнала с собой. Да еще таким тоном. Мол, он писатель. Известный, а мы… А у самого куча материалов. Мы ему отказали. Вернее, Юлька отказала.
– Как ни умолял, как ни просил. – Юля по-кошачьи потянулась.
– А он что, писатель, действительно?
– Ага, на политические темы пишет.
– Да ладно, праздник все-таки, конец года, мало ли для чего человеку нужно. – Светлана отпила наливочки. По телу разлилась приятная слабость. В отделе было уютно, празднично, никуда не хотелось идти. Разошлись они в ночную предпраздничную Москву, обсудив напоследок график новогодних дежурств. Светлана мягко покачивалась в почти пустом вагоне метро, предвкушая целых два выходных – ее дежурство приходилось на второе января.