Дочь мадам Бовари | Страница: 31

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Сейчас, идя с Бертой рядом и пытаясь наладить легкий незатейливый разговор, Саймон Плант даже не допускал мысли о возможной близости – рядом с ним шел почти ребенок. «Она такая трогательная в своей самостоятельности!» – думал он, слушая, как Берта рассказывает ему о сегодняшних переговорах в Технической школе. «Ей нужен друг, советчик, опора в чужом городе. Хотя бы просто собеседник», – обманывал себя Саймон Плант, чувствуя, как замирает его сердце от взгляда зеленых глаз.

Этот их первый день они любили потом вспоминать. Причем, если Берта это делала с милой усмешкой, подчеркивая всю нелепость и неловкость ситуации, то в воспоминаниях Саймона этот день был днем всего самого лучшего, что бывает в начале любых отношений – восторженности и надежды.

Они стали встречаться, и предлогом служил интерес обоих к истории и архитектуре. Саймон Плант считал своим долгом рассказать как можно больше и подробнее о городе – о римских купальнях, о старом цирке, о странной и впечатляющей архитектуре времен короля Георга. Для их совместных экскурсий он выбирал немного отдаленные улицы, ближайшие пригороды и, наконец, Бристоль, находящийся в двадцати километрах от Бата. Саймон боялся, что их вдвоем увидят знакомые и пойдут слухи, которые навредят и ему, и ей. Берта все понимала, но делала вид, что ни о чем не догадывается, что эти дальние прогулки – всего лишь стремление как можно обстоятельнее познакомить ее с графством Соммерсет. Она задавала множество вопросов, сама рассказывала, что успела прочитать об этих местах. Их разговоры постепенно приобретали черты задушевных бесед, когда основной темой становятся сами собеседники. Каждый из них старался как можно больше рассказать о себе, о самых важных событиях своей жизни, о пристрастиях, увлечениях, привязанностях. Так разговаривают люди, которые планируют общаться долго, если не всю жизнь. Они очень быстро стали доверять друг другу, и, что больше всего повлияло на это обстоятельство – одиночество Берты или влюбленность Саймона, – было не очень важно. Важно было то, что оба уже нуждались друг в друге.

В прогулках и разговорах прошло полтора месяца. Встречались они почти каждый день, и это не считая занятий, на которых Берта теперь старалась отвечать как можно лучше, а Саймон старался скрыть предвзятость за напускной строгостью. Берта не обижалась, она не хотела, чтобы в школе ходили сплетни. Если вдруг по каким-то причинам их встреча отменялась, она тосковала, пытаясь себя чем-то занять. Она особо не задумывалась, какие чувства испытывает по отношению к преподавателю. Берта критическим взглядом отмечала некоторые недостатки в одежде – мешковатые брюки, рубашки серых тонов, замшевая куртка с потемневшим воротником. Но все это не мешало, ей важно было беседовать с ним, он был отличным рассказчиком, он был галантен, он был в нее влюблен – все это наполняло ее жизнь здесь. Ей нравилось, что на них смотрят – солидный мужчина с седыми висками и чуть более длинными, чем положено, волнистыми волосами. Лицо у него было удлиненное, с широко поставленными голубыми глазами – явный потомок англосаксов, по его собственному выражению. Объективно говоря, он был красив. По вечерам, оставшись одна, Берта вспоминала их разговоры и однажды вдруг подумала, что все это ужасно похоже на ее жизнь дома, когда долгие, полные разных интересных бесед прогулки с отцом были для нее важнее всего. Этой мысли она испугалась – она немного влюбилась в Саймона, и теперь подобные ассоциации ее сбивали с толку. «Просто у них обоих одинаковая манера говорить. И тот и другой говорят не столько для собеседника, сколько для себя, как будто в чем-то себя убеждая или споря с собой. А так – больше ничего общего. Саймон моложе отца, он и выглядит иначе», – она себя успокаивала и начинала представлять, как и когда состоится их встреча наедине. «Интересно, он меня в гостиницу поведет или его надо к себе пригласить?» – Берте, не имеющей опыта в этих вопросах – влюбленный в нее бандит Саня не считается, с ним у нее ничего не было, – очень не хотела ударить в грязь лицом или оказаться в неловкой ситуации. И вместе с этими полными подчас смятения мыслями она вдруг неожиданно трезво и жестко рассуждала: «Я бы могла это сделать с Егором. Он вроде парень неплохой, и я ему понравилась. Это сразу было заметно. Но, – тут неопытная Берта делала паузу и неожиданно заключала: – Но вряд ли он оценит то, что я ему преподнесу. А вот Саймон – да, он в этом толк знает, за его плечами опыт, он это оценит по достоинству». Некий цинизм в подобных размышлениях Берта предпочитала называть практичностью. Так, почти по-мужски, если это определение уместно в подобной ситуации, Берта решила свою дилемму. Соображение, что Саймон, помимо всего прочего, ей еще и нравится, даже не мелькнуло в ее голове.

Выросшая в окружении бабушек и отца, Берта не получила достаточной информации о том, что может произойти с молодой девушкой, если она будет неосторожна и неразборчива. Каждый из родственников обходил стороной щекотливые темы, втайне надеясь, что кто-то другой расскажет подрастающей девочке о взрослой жизни. В результате до всего Берта доходила сама, черпая сведения из журналов, фильма «Эммануэль» и намеков одноклассниц. Одноклассницы шушукаться на эти темы стали рано, но Берта, всегда державшаяся особняком, в этих разговорах активного участия не принимала, она только слушала, как та или иная девочка хвастается свиданиями. Берте некоторые вещи казались невероятно возмутительными, и дело было не в ее стеснительности или целомудрии, ей было совершенно непонятно, почему именно мужчина определял судьбу пары после того, как женщина решала, быть ли этой паре вообще. «Как бы так жить, чтобы решать все самой?» – наивно размышляла Берта, сожалея, что обо всем этом она не может поговорить с матерью. Судя по рассказам, мама никогда не ждала, что выберут ее, она все и всегда решала сама. Берта еще с детства составила подробный портрет мамы, она «слепила» свой идеал и старалась к нему приблизиться. Вот и сейчас, общаясь с Саймоном, она не раз задавалась вопросом «А как бы поступила мама?», но ей и в голову не приходило, что мужчина, с которым она встречается, женат и у него есть дети. Впрочем, один раз Берта встретила Саймона с женой, на очередном мероприятии, куда положено было прийти семейными парами. Она долго разглядывала уверенную в себе, коренастую женщину, которую тепло приветствовали коллеги мужа. В душе Берты шевельнулась тревога, смешанная с чувством превосходства. Она не устыдилась ни этого чувства, ни того, что ее планы относительно этого мужчины могут самым сокрушительным образом подействовать на жизнь этой, в общем-то, приятной женщины.

Иногда по вечерам, оставшись одна, Берта пыталась ответить на вопрос, любит ли она этого мужчину, нравится ли он ей, или он для нее только открывшаяся возможность приобрести необходимый жизненный опыт. Она по-прежнему иногда его сравнивала с отцом, но уже не пугалась этого, а просто удивлялась их сходству. Берте иногда очень хотелось написать отцу и рассказать обо всем, что с ней происходит…

Самое интересное, что юная Берта сохраняла полное спокойствие, обнаруживая в лучшем случае интерес ко всему происходящему. Казалось, что Берта живет по плану, одному лишь ей известному. И ее первые отношения с мужчиной были всего лишь одной из составляющих этого плана. Саймон Плант, человек опытный, встречавший на своем веку немало женщин, пребывал в недоумении и растерянности. Он уже знал, что Берта росла без матери, и этот факт добавил тепла и доброй снисходительности в его любовное отношение к ней: «Женская незрелость, странные рассуждения о любви, холодность и излишняя настороженность – это все отсутствие материнской любви. Бедный ребенок!»