– Она – в меня, но более сообразительная. Человек, так сказать, новой эпохи, деловая такая, – говорил он вечером жене.
– Избалованная она, а ничего не сделаешь. Матери ох как не хватает! Кто с ней в пятнадцать лет разговаривать о ее девичьих делах будет?! – сокрушалась бабушка.
– А мы на что, ты, например! – начинал возмущаться дед.
– Старый ты дурак, дед! – отмахивалась бабушка и шла считать деньги, отложенные на хозяйство, но теперь явно пойдущие на покупку велосипеда.
С течением времени практичность обросла деликатностью, выдержкой и воспитанием. Но суть осталась, как и остались амбиции. Берта с детства равнялась на мать, которую она помнила очень плохо и знала лишь по рассказам близких. А воспоминания об ушедшем человеке, как правило, грешат гиперболами. Из рассказов выходило, что только несчастье помешало матери стать очень известной, что ее стремление к славе было мощным, подчас безудержным, что чувства и эмоции заслоняли порой здравый смысл. Все это она узнала, когда заканчивала школу. Отец, стремящийся уберечь ее от ошибок, предостерегал рассказами о матери. Берта слушала, не перебивала, но портрет матери выходил вовсе не такой, как хотел бы отец. В ее сознании недостатки матери становились достоинствами, ее упрямство, о котором мягко и деликатно упоминал отец, становилось стержнем характера, а ее практичность, о которой нехотя отзывалась бабушка, необходимым компонентом для достижения высоких целей.
Берта решила, что в память о матери она должна достичь многого. Эта решимость и вместе с тем жалость к женщине, в воспоминаниях о которой остался только запах духов, определяли очень многие ее дальнейшие поступки…
Егор не появился, даже когда совсем стемнело, и Берта, забравшаяся в библиотеке в глубокое кресло с книжкой, стала настороженно прислушиваться к шуму, доносящемуся с улицы. Дом был велик, комнаты – темны, сад и небольшой парк – пустынны. Берта поежилась – она к трусихам себя не относила, но мрачные углы огромной библиотеки заставили ее озираться. Она встала и, сдерживаясь, чтобы не побежать вниз, к входной двери, торопливыми шагами спустилась на первый этаж. Где-то на полпути ее напугал какой-то шорох, виновницей которого, вероятнее всего, она сама и была. Берта ринулась вниз по скользким ступеням, зацепилась за резные перила рукавом и вскрикнула, падая прямо на гору вещей, сваленных в холле у подножия лестницы.
– Как это вам удалось? Лестница широкая, перила удобные, – спросили ее по-английски. Обладатель голоса держал Берту в объятиях.
Принцы появляются внезапно, с тем чтобы очаровать, влюбить в себя и дать понять, что сама Судьба в лице многочисленной аристократической родни против вашего союза. Принцы, на то они и принцы, чтобы сказку сделать былью, перевернуть представления о реальности и не дать забыть, откуда ты родом. Берта во все глаза смотрела на молодого человека, который был почти на голову выше ее. Она еще чувствовала его руки, а сама уже отступила на два шага. Он был красив, как бывают красивы английские принцы. Рыжий, в веснушках, с тонким длинноватым носом. Его кожа светлая-светлая, немного покраснела – ведь он только что вошел с улицы. Он был так необычайно красив, что Берта не удержалась и горько вздохнула – такие зеленые глаза почему-то в темных, а не рыжих ресницах действительно могут быть только у принцев.
– Что-то не так? Вы так вздохнули, как будто жалеете, что не упали лицом в… – тут незнакомец огляделся, – в эти сокровища.
– Я не жалею, я просто так вздохнула. Я жду Егора, он давно обещал быть…
– Скоро будет, он мясо покупает для sunday roast.
– Для чего?
– Для воскресного жаркого, завтра же выходной!
Берта опять вздохнула. Завтра вечером она будет лететь в самолете домой, к отцу и бабушкам с дедушками. А вот этот рыжий, высокий будет здесь пить пиво, смеяться и вообще… «Интересно, на это самое воскресное жаркое девушек приглашают?» Берта вдруг поняла, что запуталась, что этот рыжий не вписывается в ее планы, которые она несколько часов назад так подробно обдумывала на кухне.
Берта вела себя так, как ведут себя дети, впервые попавшие в магазин игрушек. История с Саймоном Плантом открыла ей мир совершенно иных отношений, в котором одновременно необходима была осторожность и, с другой стороны, дозволялась полная свобода выбора. Теперь она не рассматривала отношения с мужчиной как что-то судьбоносное, требующее долгих мучительных размышлений. От этой свободы кружилась голова – она теперь взрослая и сама разберется, кто ей нужен.
Берта честно себе признавалась, что отношения с почти пожилым человеком, интересным собеседником, заботливым мужчиной никогда бы не сложились. Поначалу ей было лестно его внимание, потом он избавил ее от одиночества в чужой стране и в чем-то заменил отца. И в конце концов сделал то, что должен был сделать человек, которого бы она полюбила без памяти и которого надо было дождаться. Но Берта ждать не хотела, потому что ждать было не в ее правилах. Она была человеком выбора, а потому просто использовала Саймона Планта. Была ли она благодарна ему? Наверное, но мужчина, которого можно так просто «бросить», ее не привлекал.
Егор же был ее ровесником, с ним было легко, и ему она явно нравилась. Берта вдруг отчетливо себе представила, что путь, намеченный ею, вполне можно сократить. Замужество с Егором, возможности, которые оно открывало, безусловно потребуют предприимчивости и определенных усилий – в конце концов, у него есть родня и этот дом в наследство просто так никто не отдаст. Но на то и умение ладить с людьми. Она, Берта, сделает все возможное, чтобы подружиться с родителями будущего мужа и убедить их в том, что инвестиции в их молодую семью – самые надежные. А потом, когда все вопросы будут решены, она… Что она будет делать потом, она не знала, но полагала, что все как-то само решится.
Собираясь погостить у Егора, Берта вполне допускала, что при известных обстоятельствах согласится на близость с ним. Ею двигали симпатия, любопытство и амбиции. Появление рыжего молодого человека с глазами цвета крыжовника ее планы не сломало, но заставило с ними повременить. В незнакомце она успела заметить не только красоту, приятную манеру держаться, остроумие, но и чрезвычайно дорогие ботинки. И еще было в нем что-то такое бесшабашное, немного нахальное и очень детское.
Егор приехал совсем поздно, с пакетами снеди, которую они втроем раскладывали по холодильникам в кухне. Дэн помогал им, тайком, как ему казалось, посматривая на Берту. Эти взгляды заметила не только она, но и Егор, настроение которого немного испортилось – он предвкушал вечер наедине с Бертой. Дэн – его приятель, но вовсе не друг – слишком уж между ними была большая разница в положении, знакомствах и возможностях. Их связывал интерес к современному искусству и занятия на курсах по классическому рисунку. В гости к Егору Дэн наведывался редко, подолгу не засиживался. Их разговоры касались исключительно выставок и занятий рисунком. В этот же вечер Дэн уходить не спешил, он с аппетитом съел лапшу, подробно расспросив Берту о рецепте, долго смаковал вино, увлекательно рассказывая о виноградниках на юге Франции, где отдыхал летом.