– Вот видишь, – сказала она, добавив в голос назидательности. – А Вшивиков мог бы и написать. Ты подумай, если захочешь, я тебя с ним познакомлю.
– Знакомь, – разрешил Владимир. – И не только с ним знакомь. Я хочу посмотреть, что там за общество. Вильгельмина Александровна частенько хвалит свои вечера, пора бы и собственными глазами увидеть…
Выход в свет с мужем налагает определенные обязательства. От мужа невозможно отделаться, как от какого-нибудь назойливого кавалера вроде покойного Мейснера. Вместе вышли в свет, вместе в нем и «вращайтесь», иначе не комильфо, иначе станут шептаться о том, что у адвоката Холодного не все гладко с женой. Само по себе неприятно, когда о тебе судачат, да и адвокатской репутации ущерб. Это актеры да поэты могут позволять себе любые вольности (адюльтер, внебрачные дети, публичные скандалы) и оставаться любимцами публики. От адвокатов и врачей люди ожидают поведения добропорядочного, выдержанного строго в рамках приличия. Иначе дела с ними иметь никто не станет.
Впрочем, Вере сегодня присутствие Владимира было только на руку, тем более что дважды ей удалось его ненадолго оставить, а на большее она и не рассчитывала.
Пока Вильгельмина Александровна знакомила Владимира с Шершневым (там же присутствовал и Нирензее, пришедший сегодня без Эмилии), Вера успела перемолвиться словом с Вшивиковым.
– Я решила, Александр Никитич, что будет лучше познакомить вас с моим мужем, – сказала она, указывая глазами на Владимира. – Я в дела мужа вникать не люблю, лучше уж пусть он сам станет сообщать вам интересные новости…
– Не знаю, как вас и благодарить, Вера Васильевна! – обрадовался Вшивиков. – Я и не смел надеяться! Адвокаты, особенно такие, как ваш супруг, нашего брата не очень-то жалуют…
– Владимир станет «жаловать» вас настолько, насколько вы заслужите, – строго сказала Вера, разве что пальцем не погрозила. – Одна плохая заметка – и знакомству конец. Учтите, что мой муж не забывает ничего, ни хорошего, ни плохого…
– Разве ж я не понимаю, Вера Васильевна! Можно было бы и не предупреждать! – Вшивиков, кажется, немного обиделся, но Вере его обиды были безразличны.
– Не подведите меня! – так же строго сказала она и, смягчив тон, добавила: – Что же касается благодарности, то давайте отложим ее до завтра. Сможете встретиться со мной в час дня в кондитерской Пелевина, что на Остоженке, в доме Алексеевского монастыря?
Место встречи Вера выбрала очень умно – чинное, благопристойное, лишенное всяческой романтики место. Публика у Пелевина собиралась тихая, семейная, пили в основном чай да кофе, редко-редко кто рюмочку ликера спрашивал. При мысли о встрече в подобном заведении никакие глупости в голову не полезут, потому что сразу ясно – разговор будет деловой, а не какой-нибудь сердечный. Для сердечных разговоров больше подходят «Трамбле» на Петровке или, скажем, кофейня Виноградова на Мясницкой. Там и атмосфера соответствующая, и музыканты играют, и публика веселая. Не станешь же предупреждать Вшивикова: «Только ничего себе не воображайте, Александр Никитич!» Известно же, что такие предупреждения делаются для совершенно противоположной цели, чтобы воображали как можно больше.
– Конечно, смогу! – с готовностью ответил Вшивиков и, демонстрируя свою проницательность (хитер, змей, нечего сказать), осведомился: – Какого рода сведения вас интересуют? Желательно знать, вдруг что подготовить потребуется.
– Завтра узнаете, – уклончиво ответила Вера.
Вшивиков, надо отдать ему должное, смог сразу же расположить к себе Владимира. Не грубой примитивной лестью вроде: «Вы – лучший из московских адвокатов!» или «Вы – второй Плевако». Примитивная лесть Владимира раздражала. На «второго Плевако» или «второго Кони» он имел обыкновение отвечать, кривя губы: «Вы ошиблись, сударь, я – Холодный. Первый и единственный». По второму разу никто его так не называл. Но Вшивиков взял другим – хорошим знанием дел, которые довелось вести Владимиру. Льстил он тонко, к месту, показывая кое-какую свою компетентность в юриспруденции, не слишком уж и великую, но для неюриста вполне похвальную.
Сделав первое дело, ради которого она привела сюда мужа, то есть познакомив его со Вшивиковым, Вера перешла ко второму. Пока Владимир «распускал хвост» (грубоватое, но весьма точное определение), рисуясь в наиболее выгодном свете перед новыми знакомыми, Вера отвела Вильгельмину Александровну в сторонку и прямо в лоб, без оговорок и предисловий, ошарашила ее вопросом:
– Зачем вам понадобилось убивать Бутюгина прямо в тот вечер, когда он возвращался отсюда?!
Вильгельмина Александровна даже бровью не повела – вот что значит немецкий характер, помноженный на шпионскую выучку! Продолжая благосклонно улыбаться Вере, она процедила, нет – прошипела сквозь зубы:
– Да вы с ума сошли, милая. Если бы я имела такое намерение, то осуществила бы его иначе. За кого вы меня принимаете?
– За ту, кто вы есть! – ответила Вера. – Бутюгин побывал у вас и был сразу же убит! Мне нет дела до того, что не касается меня, но его привела к вам я, по вашей просьбе! Меня могут обвинить в соучастии, и я имею право знать…
– Права задавать вопросы у вас нет! – Продолжая приветливо улыбаться, Вильгельмина Александровна так сверкнула глазами, что Вере стало не по себе, и она похвалила себя за предусмотрительность, за то, что сегодня пришла не одна, а с мужем, мало ли что взбредет в голову Цалле. – Что же касается Бутюгина, то я сама желала бы узнать, кто его убил. Если вы поможете мне в этом, то будете щедро вознаграждены. Если станете мешать, то будете наказаны. Наказываю я сурово. Если не можете ничем помочь, так хотя бы не мешайте! Никто вас ни в чем обвинять не собирается, мало ли кто с кем ко мне приходит. Кстати, а мужа своего вы с какой целью сегодня привели? Решили тоже приобщить к делу? Дельная мысль, люблю семейные подряды, тем более что муж и жена одна сатана, не так ли?
Чего-то такого Вера от Вильгельмины Александровны и ожидала, то есть совсем не ожидала, что та ей сообщит что-либо интересное или хотя бы даст какой-то намек. Но спросить, точнее, выразить свое возмущение и показать страх было необходимо, иначе Вильгельмина Александровна могла бы заподозрить неладное. С чего бы это Вера Холодная никак не выразила своего отношения к убийству Бутюгина? Знала, что так и случится? Не боится быть обвиненной в соучастии, потому что работает на контрразведку? Или еще что?
Вера понимала, что для убийства Бутюгина незачем было заманивать его в «Альпийскую розу». С таким же успехом несчастного инженера можно было бы убить и по возвращении из Железнодорожного клуба. Да и мало ли вообще возможностей для убийства? Человек ведет довольно размеренную жизнь, ежедневно, кроме выходных, ходит на службу, регулярно бывает в клубе… Выследить и выбрать подходящий момент легко. Но в то же время нельзя было исключить причастности Вильгельмины Александровны к убийству. Вдруг она сразу же попыталась завербовать Бутюгина, предложила ему выдать, то есть продать какие-нибудь секреты, а он отказался и пригрозил разоблачением? В таком случае поневоле поспешишь принять меры.