А что же русские? Русские, уезжающие из Иокогамы, снимали с себя майки с надписью «Россия» и прятали в рюкзаки – было стыдно. Многие девушки плакали. Счастливые японцы, встречая их на улицах, выглядели образцом великодушия и, обнимая наших, в утешение произносили одну и ту же фразу: «Все равно у вас хорошая команда. Вам достаточно поменять тренера, и все получится». В маленьком баре токийского пригорода Кавасаки собралась добрая сотня японских болельщиков. Сидеть было негде, и они весь матч простояли плечом к плечу, затаив дыхание и наблюдая игру на огромной плазме. Я притулился в углу, обложившись мобильными телефонами и принимая репортажи от своих добровольных корреспондентов с разных концов Токио и Иокогамы. Мы успевали только обмениваться тревожными взглядами с белокурой красавицей-официанткой, прикидывая, как будем отсюда выбираться, если начнут бить. Матч закончился. Толпа взревела и зааплодировала: «Нип-пон! Нип-пон! Ниппон!» К стойке подошел хозяин бара Юи-сан и, к нашему ужасу, произнес всего одну фразу: «Сегодня вас обслуживала официантка из России». Мы замерли. Замерли и японцы, а через секунду, набрав воздуха, они снова взорвались аплодисментами и новым слоганом: «На-та-ша! На-та-ша! На-та-ша!» Приходится признать: японцы достойны победы как футболисты и уважения – как болельщики.
Я часто вспоминаю тот футбол – футбол 2002 года, сидя за столом. В нашей семье в память о тех событиях хранятся два высоких керамических бокала под пиво. Бокалы фирменные: на одном написано «Иокогама. Минато Мирай», на втором к этой надписи добавлена еще одна: «Чемпионат мира по футболу-2002». Когда-то неподалеку от этого красивейшего района Иокогамы жила семья наших друзей – русская и японец. Там же, напротив железнодорожной станции Сакураги-те, до сих стоит есть якитория – пивной ресторанчик, где подают фирменное блюдо – маленькие шашлычки из разных частей курицы – якитори. Эти бокалы тоже фирменные – они есть только в этой якитории. Однажды наш японский друг – завсегдатай этого места – привел туда нас. После долгого сидения с якитори под пиво наши девушки признались молодому официанту, что им безумно нравятся эти бокалы. Официант понимающе кивнул и… подарил их русским.
Когда во время чемпионата мира уже я оказался со своими друзьями в этой же якитории, тот же самый парень обратил наше внимание, что бокалы новые – добавилась надпись о чемпионате. Подруга Наташа напомнила ему о подаренных когда-то стаканах и попросила подарить один и мне – как другу. Парень кивнул и сделал недвусмысленный жест: мол, суй в сумку, пока никто не видит, я прикрою. Я незаметно смахнул себе в рюкзак и бокал, и пару оригинальных подставок под палочки для еды. Японец улыбнулся и подмигнул – вот и верь после этого рассказам об их жесткой трудовой дисциплине.
Передачи о странах – участниках чемпионата мира по футболу произвели на меня сильнейшее впечатление. О каждом государстве, о каждой команде на японском телевидении был снят ознакомительный ролик. Все ролики были очень разные (иногда даже показывали сам футбол), но в основном знакомство шло через еду. Каждая страна, команда представлялась через национальные блюда, а знакомство с футболистами происходило не на футбольных полях, а на кухнях и в ресторанных залах. Поначалу это казалось весело, любопытно и диковато. Нынешний кулинарный бум, накрывший отечественное ТВ, в России тогда еще не начался. А тут… Команда Камеруна? Пожалуйста: бананы в кляре! Франция? Как насчет фуагра? Италия? Пицца, мамма-миа! Россия? Икра и водка! Баня и гармонь из ряда стереотипов выпали – они несъедобны, а потому второстепенны для рядовых японцев. Ну что ж, возможно, весь мир на столе – не такая уж и плохая идея. Вот еще бы не в таком количестве и не так часто… Но футбол был только верхушкой съедобного телеайсберга.
Включив как-то телевизор, я увидел одну из бесчисленных японских передач о туризме. Девушке, только что вернувшейся в Токио из Италии, задали вопрос: «Ну и как вам Милан?» «Вкусно!» – с восторгом выдохнула она, а я задумался об особенностях японского восприятия мира.
В любое время суток, «щелкая» пультом по семи главным каналам японского телевидения, вы обязательно попадете хотя бы на одну передачу о еде. «Оисий! (Вкусно!)» – прикрывая рот ладонью, пищат восторженные девушки. «Умай! (Вкусняк!)» – сердито пуча глаза, давятся мужчины и пальцем запихивают вываливающиеся макароны обратно в рот. Для японцев еда – не просто возмещение в организме белков, жиров и углеводов. Для них это культ. Заветы Бендера здесь неизвестны. С ним – с этим культом – японцы живут, его воспевают, им наслаждаются, через него познают внешний мир. Мой друг Василий Молодяков как-то остроумно заметил, что у очень многих японцев главные сенсоры, отвечающие за мировосприятие, сосредоточены не в голове, а в желудке. Могу только добавить, что это неплохо и даже здорово!
Да, с одной стороны, бесконечное обилие хлюпающих, чавкающих, хрустящих, глотающих физиономий на японском экране раздражает сильно – безусловно. С другой – лучший способ снять этот телепищевой диатез – вспомнить российское телевидение с его криминальными хрониками и тому подобными «веселыми картинками». На наших экранах вместо лапши – выпущенные кишки, вместо свежей рыбы – выбитые мозги, вместо соевого соуса – пролитая кровь. Лучше уж по-японски, хотя, конечно, и это крайность, не выход из телевизионного тупика, куда давно и прочно загнано японское телевидение и куда с ускорением опытных бобслеистов устремляемся и мы, с бешеной скоростью фиксируя рецепты за мечущимися по телекухням телеповарами.
У нас пока не сформировалось японское восприятие мира через еду, и я не уверен, что сформируется: у нас принципиально иначе устроены мозги. Свою глубоко философскую версию желудочно-эстетической активности японцев мне поведал Итиро Кавабата – дипломат, тонкий знаток русского языка и русского юмора. Как-то разговорившись с ним о японских пенсионерах, я спросил у него:
– Кавабата-сан, вы так стремитесь на пенсию. У вас, видимо, большие планы на это время?
– Да, жизнь пенсионера – моя мечта!
– А чем предпочитают заниматься японские пенсионеры?
– По-моему, больше всего они любят путешествовать.
– Вы еще забыли «табэмоно» – они любят поесть, особенно пробовать блюда разных кухонь в этих путешест виях.
– Это да, «табэмоно» – это очень важно, но чем старше, тем меньше они кушают – желудок с возрастом хуже воспринимает иностранную пищу, так что… Они хотят получать новые стимулы к жизни, к интеллектуальной жизни. Они не хотят стареть, поэтому стараются как можно больше посмотреть.
– А как тогда объяснить то, что по возвращении из путешествий японцы рассказывают в основном о своих кулинарных впечатлениях?
– Это особенности менталитета. Понимаете, ведь все остальное уже известно, и ощущения от знакомства с памятниками истории и культуры не являются такими личностными. Человек едет куда-то, чтобы увидеть то, что он видел на иллюстрациях учебника по истории, по телевидению, в кино и так далее. Но этот памятник отрешен от него, он принадлежит всем. А вкус – это очень личное, он остается на языке, он принадлежит каждому в отдельности. Допустим, если мы в Риме смотрим Форум или Колизей, мы заранее знаем, что увидим своими глазами. Да, мы испытаем восхищение, но… на этом все. Редко бывает сильное потрясение. А вкус – это другое дело. Он оста ется.