7. Вы ведь дома обувь не снимаете, конечно?
8. Вы едите мороженое зимой, потому что вам жарко?
9. Как часто вы ездите путешествовать по БАМу?
10. А у вас все умеют плясать «казачка»?
Признаюсь: мне нечего к этому добавить. Разве что список вопросов экзотических из той же коллекции Маши Левченко:
– Где в Сибири Лебединое озеро?
– Как обстоят дела на русско-бразильской границе?
– В Москве много гор? Что, неужели совсем ни одной горы?!!
– Что еще написал Толстой, кроме «Фауста»?
– Что является столицей России?
Подобных примеров можно привести еще множество, но пусть они останутся для каждого из нас частью личного опыта и будут подспорьем в правильном понимании особенностей японского народа.
Японцы постоянно ищут новое, ищут то, что можно использовать для себя. Безусловно, это хорошее качество, во многом позволившее японцам стать японцами и толкающее их в пучину глобализации. Они пытаются «найти 10 отличий», понять, насколько это им может пригодиться, а найдя эти отличия и проанализировав их в меру своих способностей и необходимости, немедленно успокаиваются и далее не проявляют к бывшему предмету своего интереса никакого внимания. Обучающая сущность объекта оказывается исчерпана, и японцы переключаются на поиск и изучение новой – более современной, перспективной темы. Два тысячелетия жизни за «водяным занавесом» приучили их быть любопытными, но не завидовать и, как следствие, не бездумно копировать, а разделять, совершенствовать и… сохранять дистанцию, тщательно оберегая столь хрупкие в эпоху глобализации стенки своего «аквариума».
Что такое якитори, знает каждый москвич половозрелого возраста. Почти никто не знает, какая широкая и глубокая пропасть разделяет те якитори, которые можно попробовать в любом из более чем 160 московских заведений общепита с японской кухней, от тех, что готовят на земле священных птиц. Я же с помощью якитори на собственной шкуре ощутил, что такое японское любопытство.
На всякий случай повторю еще раз: якитори – маленькие шашлычки, которые, как правило, готовят из курицы. Курица, в свою очередь, для японцев птица священная, так как именно петухи помогли в свое время (весьма от нас отдаленное) выманить из пещеры на свет богиню солнца Аматэрасу и разрешить тем самым сложный конфликт общенационального масштаба.
Однако японцы не индусы и к курице относятся со свойственным им практицизмом – варят, парят, жарят ее всяческими способами и с завидным мастерством и даже едят сырой, включая печень, сердце и прочий куриный ливер. Если птичий грипп долетит до Японии, японцы перестанут верить своим «божественным ветрам» – камикадзе. Якитори – одно из самых популярных здесь блюд. Маленькие фрагменты тела курицы, нанизанные на тонкие палочки длиной около 15 сантиметров, отлично прожариваются и в сочетании с японскими соусами, такими же жареными овощами, а главное, с пивом создают неповторимый устойчивый вкус. О пиве напоминаю особо – если вы его не пьете, делать в японской якитории (заведении, где подают якитори) вам нечего.
Но даже в японских якиториях не всегда можно встретить то отношение к искусству жарки куриных останков, какое мне довелось увидеть в маленьком, совершенно по-японски уютном, рассчитанном всего на девять посадочных мест заведении под названием «Чинкоро».
Дело было в городе Кобэ – когда-то главном приюте русских эмигрантов, сейчас – крупнейшем японском порте, но сам «Чинкоро» расположен в стороне от туристических трасс, и в эту якиторию иностранцы заглядывают крайне редко – по приглашению своих японских друзей, которые бронируют тут места задолго до появления гостя. Мне повезло с друзьями – меня пригласили в «Чинкоро».
Примерно два часа мы провели, наблюдая за «повелителем огня» – шефом по имени Китамура-сан. Молниеносно реагируя на невнятные (пиво и сакэ лились рекой) запросы посетителей, он готовил и обычные варианты якитори – крылышки, кусочки окорочков, кожу, печенку, – и блюда, мною ранее не пробованные, вроде сырой куриной печени, слегка присыпанной зеленым луком.
Замечая, что краешки маленьких кусочков мяса на микровертелах начинают пригорать, он мгновенно убирал их с огня и ножницами состригал слегка обуглившиеся уголки. В результате курица имела вид слегка не рассчитавшей время в солярии, а ее вкус невозможно передать – он был настолько тонок, что вряд ли я смогу пойти теперь в обычную якиторию.
Все это время не прекращалась беседа: ушлые завсегдатаи с интересом рассматривали «белого иностранца», вслух обсуждали длину моего носа, трогали его, дергали за уши – я ощущал себя первым гайдзином в портовом Кобэ за последние лет сто. Несколько раз дверь за моей спиной приоткрывалась, и в нее просовывались сразу несколько подвыпивших физиономий, которые внимательно меня изучали, слегка приоткрыв рты. Когда пьяные в стельку посетители слишком уж перешли через край безопасного вуайеризма, пришлось остановить их, слегка шлепнув одного по руке и сделав замечание по-японски. После минутного шока и получасовых извинений японцы перешли к обсуждению с нами отличий кансайского диалекта от языка Канто. Причем примеры подбирали не просто из собственной практики, а исходя из только что сложившейся ситуации: «Вот меня, скотину неучтивую, вы на токийском диалекте назвали просто дураком. А у нас в Кансае для этого есть специальное слово…»
Пришлось мне ответить и на вопросы о возрасте, цели и месте пребывания в Кобэ, холодном русском климате и белых медведях на Красной площади, и на многие другие вопросы, которые так любят задавать японцы, особенно когда им вкусно и любопытно. А у меня тоже были к японцам свои – русские вопросы, задать которые я решился, исходя исключительно из чувства безопасного вуайеризма.
Работа журналиста вообще хороша тем, что иногда можно себе позволить то, что приличный человек себе позволить не может. Или за что ему потом будет очень стыдно. Ну, или хотя бы не очень. Журналист в такой ситуации может с чистым сердцем сказать «Это я погружался в массы», или «Это у меня такой метод исследования жизни» – я гонзо-журналист, или… Да мало ли что может соврать журналист, чтобы его считали приличным человеком. Главное в такой ситуации не врать, работать «чукчей», писать о том, что видел, а чего не видел – о том не писать. А если есть какие личные недостатки, пороки даже, то их во славу дела обращать, и все получится. Один известный писатель меня так и учил: «Есть недостатки? Сделайте их достоинствами!» Я же решил просто поэкспериментировать.
Знающие люди скажут, что жить в Японии и не пить могут только святые люди. Их статуи помещают потом в храмах, называют их бодхисатвами и за доступ к ним бросают в зарешеченный ящичек йенки. Уж очень вкусное здесь пиво, и слишком уж оно подходит к местной кухне. Как отъять неотъемлемое? Никак. Несмотря на то что я никогда не относился к числу любителей алкоголя, в Японии я начал пить пиво, а однажды – ради изучения межличностных отношений в этой стране – выпил водки. В первый раз в своей жизни.