— Хорошо, — выдохнул я. — Теперь понимаю, почему, когда рыцари с вечера собираются заморить червячка, с утра голова прямо разламывается.
— У меня не болит, — отозвался из-за спины сэр Смит. — У меня голова такая.
Я не стал уточнять, пустая или, напротив, монолитная, пошел к свободному столику, сэр Смит догнал и, сильно и неожиданно покраснев, пробормотал так глухо, что я едва разобрал:
— Сэр Ричард… Должен предупредить, у меня не найдется чем заплатить за обед.
Я ответил также вполголоса:
— Забудьте о таких пустяках.
— Мой долг предупредить, — почти прошептал он. — Я… словом, я поиздержался.
К моему удивлению, к нам вскоре подошел не один из бегающих с подносом мальчиков, а дородный мужчина, осанистый, с цепкими глазами, уверенными движениями. Сэр Смит крякнул и приосанился, горделиво расправил усы. Я быстро сообразил, что это для абсолютного большинства я простой бедный рыцарь, у которого нет средств даже на покупку хороших доспехов, но хозяину постоялого двора нужно лучше разбираться в людях, чем этому абсолютному большинству. Он мог нас заприметить еще с порога, что-то там сообразил по нашей манере двигаться, и вот сейчас, не обращая внимания на раздувшегося от чувства достоинства сэра Смита, поклонился мне со всей почтительностью, будто перед ним переодетый король, не спросил, а осведомился:
— Что угодно благородным господам?
Сэр Смит взглянул на меня с вопросом в глазах, опасаясь заказать такое, что оскорбит паладина. Я кивнул хозяину:
— Молочного поросенка с зажаренными перепелами внутри, дроздов в виноградном соку, пару молодых каплунов… вина не забудь самого лучшего!
По мере моего заказа у Смита все шире распахивались глаза, нижняя челюсть отвисала, а хозяин, напротив, смотрел с восторгом, но вдруг словно туча набежала на его лицо, прерывисто вздохнул, поклонился.
— Только что прибыл архиепископ Кентерберийский. Он очень строг…
— И что же? — спросил я.
— Сегодня же четверг, — напомнил он, — постный день… Придется убирать все мясное, что сейчас жарится и парится.
— Ах да, — ответил я. — Конечно же, четверг! Но я — паладин, как может подтвердить сэр Смит, он сидит напротив. А у паладинов особые правила. Неси, архиепископ не будет против, даже если увидит.
Когда подали на стол, сэр Смит с сомнением смотрел, как передо мной ставят на огромном блюде зажаренного поросенка, даже не поросенка, а упитанного молодого кабанчика. Запах шибанул одуряющий, в животе требовательно квакнуло. Сэр Смит нервно облизнул губы. Поросенок покрыт золотистой корочкой, кое-где коричневой, в двух местах лопнула, из щелочек бьют тонкие струйки одуряющего запаха и проглядывает нежнейшее мясо.
— Сэр Ричард, — сказал он несмело, — но…
— Не мешайте, — прервал я. Нахмурился, сделал строгое лицо, перекрестил поросенка и сказал ясным голосом: — Именем Господа перекрещаю порося в карася!.. Спасибо тебе, Господи.
Смит непонимающе смотрел, как я, вооружившись двумя ножами, сделал первый надрез. Корочка затрещала, как молодой ледок, струйка пара пшикнула к потолку, аромат шибанул в ноздри, нежнейшее мясо начало распадаться под острым лезвием на ровные лакомые ломти.
— Сэр Ричард, — сказал он несмело, — но это же… все равно поросенок!
— Разве?
— Убей меня Бог, но, сколько ни смотрю, все равно поросенок, а не карасенок!
Я покачал головой.
— Не совсем. Вы, сэр Смит, не совсем понимаете суть святого таинства. Когда причащаетесь, ведь не пьете же в самом деле кровь Христову и не едите его плоть, хотя именно так сказано в Писании?.. Так и здесь. Неважно, что это не рыба, но если я, паладин, сказал, что это рыба, то это рыба!.. Вера двигает горами, сэр Смит. Впрочем, вы можете есть постное… даже акрид, если уж на то пошло, хотя одна акрида обойдется вам в десяток таких вот поросят. А одной акридой, даже если она акридища, не накормить и котенка. У которого, как известно, желудок с наперсток, но когда гадит… не за столом будь сказано.
Он колебался, я подцеплял на острие ножа истекающие сладким соком ломти и отправлял в рот. По его горлу всякий раз прокатывался огромный ком, кадык нервно дергался, лицо из красного стало бледным, словно в желудке начались голодные спазмы.
— Сэр Ричард… — проговорил он задушенно, — а эта карасячесть относится и ко мне?.. Или только для вас это постная рыба…
— Для всех, — заверил я твердо. — Впрочем, я не настаиваю. У каждого свои принципы…
Я не договорил, его руки замелькали в таком темпе, что я видел только смазанные движения. Поросенок начал таять, уменьшаться, исчезали и коричневые комочки обжаренных в масле и сухарях перепелов. Сперва Смит глотал мясо, как удав, потом начал торопливо прожевывать, это было похоже, как если бы сгорала промасленная бумага, наконец начал запивать вином, это уже значило, что первый голод утолил, теперь пришла очередь аппетита.
Хозяин посматривал в нашу сторону опасливо, взмахом руки посылал сменить блюда, убрать пустые кувшины вина. От других столов посматривали в нашу сторону завистливо, многие слышали мою громкую молитву, пересказали ее соседям, но, увы, даже священники не обладают правом превращать скоромную пищу в постную.
— Вино, — сказал я благочестиво, — лучшее доказательство того, что Бог существует, любит нас и хочет, чтобы мы жили счастливо.
— Аминь, — ответил сэр Смит и перекрестился. — Как жаль, что большинство этого не понимает, сэр паладин.
— Увы, — вздохнул я, — человек был создан в последний день творения, когда Бог уже утомился.
Сэр Смит распустил пояс, лицо постепенно принимает прежний цвет обожженного кирпича, кончики пшеничных усов приподнялись еще задиристее, с наслаждением пригубил вина.
— Да, — произнес он с чувством, — что-то в паладинстве все-таки есть… Значит, вам дано больше, чем священникам?
— Нет, — пояснил я, — священники — многоборцы, а паладины — узкие специалисты. Мы сражаемся во имя Господа не проповедями, а мечом, потому нам нужно есть мясо и пить доброе вино, дабы рука крепче держала поводья и оружие. А в остальном священники, конечно же, круче. В смысле, они могут многое, а паладины обходят их на полкорпуса только по воинским дисциплинам.
Он оглянулся по сторонам, взгляд упал на столы, заставленные постной пищей, обежал унылые лица.
— Мне повезло, — сказал он с чувством. — Я вел себя как дурак, а вместо этого сейчас вот сижу и ем такого чудесного… чудесную рыбу!.. Да-да, карась, карась. Какие плавнички, какие перышки!.. И совсем без костей. Хочу объяснить, сэр Ричард, я не такой уж и забияка, но пришлось заночевать в степи почти в виду стен Каталауна — захромал конь. Всю ночь вокруг костра выли и шастали волки, я бегал с горящей головней и отгонял их от лошади. Затем на въезде в город отобрали последние монеты, сволочи, по дороге к постоялому двору срезали кошель… хоть и пуст, но обидно, кошель красивый, подарок одной знатной дамы… жаль, незамужняя, пришлось смываться. Во дворе толкнул конем какой-то невежда в синем плаще… найду, изувечу!.. а я, отступив вежливо, вляпался обеими подошвами в такое вонючее… не за столом будь сказано, что полчаса мыл и чистил сапоги… а тут и вы такой чистенький, что сразу кулаки зачесались…