У входа в таверну раздался шум. Грон бросил взгляд в сторону дверного проема. В дверях стоял здоровенный чернявый мужик и оглушительно хохотал, а перед ним воодушевленно скакали полдюжины оборванцев.
— Вы, падаль, не надейтесь получить работу. Мне нужны крепкие мужики, а вы свалитесь после первой руки лиг. — Он вновь захохотал, а оборванцы возмущенно завопили. — Ладно, трупоеды, я готов принять того, кто удержит мою руку, хотя бы пока мой плевок не упадет на пол.
Оборванцы попритихли, потом один из них сорвал с головы обрывок платка, заменявший ему головной убор, и, шмякнув им об пол, закатал рукав:
— Давай, хозяин!
Мужик ухмыльнулся, неторопливо подошел к столу и, усевшись на лавку, поставил правую руку на стол:
— Ну давай, падаль.
Оборванец выставил худую жилистую руку и захватил ладонь соперника. Тот вновь ухмыльнулся и задрал лицо к потолку. Таверна замерла. Мужик надул щеки и шумно харкнул. По таверне пронесся возглас, но прежде чем плевок шмякнулся на земляной пол, оборванец рухнул со скамьи, вопя и пытаясь вырвать вывернутую руку. Вся таверна восторженно завопила, а чернявый, выпустив руку оборванца, поднялся на ноги и, швырнув золотой на прилавок, громко рыкнул:
— Всем пива, а этого трупоеда напоить до отвала. — После чего он вальяжно махнул рукой и вышел наружу.
Грон, подхватив котомку и сверток с оружием, тихонько выскользнул вслед за ним. Мужик шел сквозь толпу как ледокол, и поэтому Грону не составляло труда незаметно следовать за ним. До вечера мужик обошел еще три таверны и в каждой выворачивал руки оборванцам и ставил выпивку. Справедливости ради стоило отметить, что он старался выбирать достойных противников. Впрочем, таковых не оказалось. Когда солнце село, мужик вышел из последней, бросил взгляд на небо, смачно высморкался и двинулся по улице вверх, на холм, в сторону постоялых дворов, принимающих вьючные караваны, пришедшие с далекого севера и даже с перевалов. Грон дождался, когда они свернули в пустынный переулок, и прибавил шагу. Мужик явно был доволен проведенным днем. Он что-то фальшиво напевал себе под нос. Грон догнал его и негромко позвал:
— Господин…
Мужик резко обернулся, отпрыгнул в сторону и выхватил горгосский меч длиной более локтя. Этот клинок явно ковался на заказ. Грон опустил на землю котомку и сверток и выставил вперед руки.
— Я не хотел вас… — Он запнулся. Судя по тому, что Грон увидел за день, этот мужик принадлежал к типу ярых хвастунов и обладал невероятной способностью к самолюбованию, так что слово «испугать» явно было не к месту, поэтому пришлось на ходу исправляться: — Обращать на себя ваш гнев.
— Кто ты? — Мужик смотрел недоверчиво.
— Мое имя Грон, многие считали меня самым сильным, и я хотел бы попробовать получить работу, господин.
Мужик недоверчиво хмыкнул:
— Ты видел меня в таверне — в какой?
— Я был у «Морского ежа», а потом в «Ластоноге» и еще… Вы побили всех, господин. — Грон добавил в голос немного восхищения.
Мужик довольно зарычал и лихим жестом вогнал меч в ножны.
— Так думаешь меня победить, сопляк?
Грон деланно-смущенно переступил с ноги на ногу.
— Ну до плевка…
Мужик захохотал. Отсмеявшись, он двинулся к низкой ограде колодца, выступающей из стены на проезжую часть.
— Ну что ж, давай. — Он опустился на левое колено и поставил руку на каменную бровку.
Грон обхватил широкую ладонь и отвернулся, следя за мужиком краем глаза. Боковой взгляд всегда более точен в деталях. Мужик харкнул и тут же надавил. Оказалось, чернявый не только тянет руку в сторону, но еще и старается больно сдавить ладонь. Грон знал многих ребят, кто на досуге баловался схожими развлечениями, но покойный полковник Пушкевич был невысоким, худощавым, и ему в голову бы не пришло присоединяться к подобным играм. Он мог уложить любого в рукопашной схватке, но в борьбе на руках имел мало шансов. Однако здесь, в своем новом теле, он мог, пожалуй, поспорить с любым. Грон тут же отреагировал: сжал ладонь и поднапряг бицепс. Через несколько мгновений он понял, что может уложить руку соперника. Тот, по-видимому, тоже понял это. Он стиснул зубы и удвоил усилия. Грон чертыхнулся про себя: собственные успехи в новом для него единоборстве так увлекли его, что он чуть не обыграл своего будущего работодателя. Не хватало ему еще проблем с гонором хозяина. Грон картинно застонал и стал постепенно, создавая видимость отчаянного сопротивления, опускать руку. Мужик, воодушевленный близкой победой, надавил еще, и Грон со всхлипом расслабил руку. Мужик с глупой улыбкой чуть не вывернул его руку из плеча, но опомнился и, отпустив, восторженно захохотал:
— Молодец! Заставил старого Югора поработать! За сегодняшний день ты первый, кто продержался хоть один плевок. — Мужик поднялся с колен и чувствительно хлопнул Грона по плечу.
— О господин, вы так добры. — Грон склонился в глубоком поклоне, а когда поднимал голову, вдруг увидел, как блеснула пряжка на чьих-то сандалиях в темном сумраке у стены.
— Господин! — Грон отпрыгнул, указав рукой в сторону неизвестных.
Мужик резво развернулся и выхватил меч. У стены вполголоса помянули Отца-луну и дочь его Суматоху, и в полосе лунного света возникло пять фигур.
— Благородные господа, боги бросили кости, и вам сегодня не повезло, вашей жизни ничего не грозит, но ваши вещи и кошельки пойдут с нами.
Югор подбоченился:
— Слушайте, вы, ночные крысы, если вам дорога ваша шкура, идите своей дорогой, пока я еще не очень сердит.
Несколько мгновений обе стороны рассматривали друг друга, потом закутанные в темные балахоны фигуры бросились вперед. Судя по всему, Югор не был новичком в схватках, но его опыт был опытом воина: меч к мечу, копье против щита; те же, кого он обозвал ночными крысами, исповедовали другой стиль боя: пятеро на одного, удар — отскок. Грону предстояла серьезная работенка: во-первых, он не собирался потерять только что приобретенного работодателя, во-вторых, если он хотел сохранить работу, сделать это надо было так, чтобы у мужика не возникло сомнений, что вся заслуга только его. Югор не стал дожидаться, пока все пятеро окажутся рядом с ним, и с громогласным кличем прыгнул навстречу крайнему слева. Остальные, как стайка пираний, кинулись на незащищенную спину. Грон с испуганным вскриком катанулся под ноги двум нападавшим и кинул в ноги третьему тяжелый сверток. Все трое рухнули. Югор расправился со своим противником достаточно быстро. Тот рассчитывал лишь отвлечь жертву, пока его товарищи проткнут ей сзади печень кинжалом, но товарищи не успели, и меч доказал, что он существенно длиннее кинжала. Поэтому последний оставшийся на ногах из напавших растерянно затормозил и оглянулся на соратников. Это стоило ему жизни. Грон между тем, перехватив руку одного из навалившихся на него противников на болевой, перекувыркнулся через него и заслонился его телом от другого. Югор прыгнул вперед и рубанул поднимавшегося налетчика по плечу, меч разрубил ключицу, и «ночная крыса» рухнул на дорогу. Грон быстро опустил свой живой щит и, возопив будто бы от боли, откатился в сторону. Через мгновение двое оставшихся в живых противника исчезли в ночной тьме. Югор было рванул за ними вслед, но через два десятка шагов одумался и благоразумно оставил эту затею. В темных переулках даже одна «ночная крыса» представляла опасность, так что он воздел меч над головой и вновь проревел свой боевой клич вдогонку убегающим. Когда Югор вернулся к Грону, его глаза сверкали, а лицо светилось гордостью и восхищением самим собой.