Толстый человек в длинной, ниже колен, кожаной тунике и начищенном бронзовом шлеме, со знаком надсмотрщика за иноземцами на груди, презрительно оттопырив губу, оглядел стоящую перед ним фигуру. Не очень чистый белый балахон и суковатая палка с раздвоенным рогаткой концом, изрядно ободранная снизу котомка за спиной, заношенные сандалии и грязные ноги. Обычный пилигрим к престолу Магр, стремящийся в главный храм, чтобы, по традиции, лишить себя жизни у подножия известной всему миру статуи в главном храме богини.
— Откуда? — лениво бросил надсмотрщик.
— С Тамариса.
Надсмотрщик удивленно покачал головой:
— Странно. — И ехидно добавил: — Ты бы еще через острова Магрос поплыл.
Пилигрим поднял равнодушный взгляд:
— Этой зимой на море были более короткими кружные дороги. Надсмотрщик хмыкнул:
— Шутник. — Но тут его сальные глазки увидели, что с торговой лохани, на которой прибыл этот вонючий пилигрим, уже начали выгружать кипы дубленых кож. Его нос сморщился, но это все же сулило больший доход, чем можно было поиметь с нищего пилигрима. И он быстро протянул руку за мздой, а потом, не глядя, сунул монетку в карман. Ну что еще можно ждать от такого урода, как не медный щерник? Надсмотрщик пнул пилигрима по лодыжке и, буркнув:
— Проваливай, — поспешил к кораблю.
Грон отскочил в сторону, давая возможность трясущимся телесам чиновника проскочить мимо, и, проводив его взглядом, повернулся в сторону порта. Нграмк был крупнейшим портом на этом побережье. Сначала они думали высадиться в одной из дюжины гаваней поменьше. Но в таких местах любой корабль, как бы невзрачно он ни выглядел, сразу бросается в глаза. А в большой порт подобных лоханок прибывало по нескольку десятков за день. И поскольку Грон хотел, чтобы о его прибытии в Горгос осталось как можно меньше свидетельств, решено было идти в Нграмк. Грон спустился с пирса и не спеша, опираясь на посох, двинулся сквозь толпу. Нграмк был самым большим портом из всех, которые Грон видел до сих пор в этом мире. Говорили, что расположенный на другом побережье Кранк был еще больше, но Грон никогда там не был. Он медленно пробирался сквозь толпу, сохраняя на лице отрешенное выражение, которое и должно присутствовать на лице пилигрима, человека, стремящегося к смерти. Но глаза под слегка опущенными веками внимательно смотрели по сторонам. Когда он вышел на площадь, так же плотно забитую народом, как и причалы порта, по которым, казалось, слонялись все, кому не лень, то почувствовал, как какой-то оборванец тесно прижался к нему с той стороны, где висел кошель. Грон замер и молниеносно ухватил оборванца за ловкие пальцы. Ремешки, на которых висел кошель, уже были обрезаны, но сам кошель пока еще оставался в руке оборванца. Воришка дернулся, потом попытался полоснуть отточенной медной монетой, которой перерезал ремешки, по стиснувшей его пальцы руке пилигрима, но Грон быстро перехватил метнувшуюся к нему щепоть и ловким движением заставил пальцы оборванца развернуть монету заточенной стороной внутрь его собственной ладони. Парень дернулся и уже округлил рот, собираясь заорать от боли, но Грон наклонился к его уху и прошептал:
— Вякнешь — останешься без пальцев.
Оборванец закусил губу. Так, держась за руки, будто два страстных любовника, они прошли через всю площадь и свернули в небольшой переулок. Грон притормозил, повел глазами, выбирая один из дюжины зияющих черных провалов, по-видимому являвшихся входами в местные гадюшники, и, выбрав, нырнул внутрь, увлекая за собой невольного спутника.
Когда они уселись за дальний конец низкого столика, Грон наконец-то разжал руку и выхватил монету. Оборванец свирепо сверкнул глазами и, поднеся руку ко рту, стал слизывать с ладони выступившую кровь.
— Что ты себе позволяешь, грязный иноземец?
Грон покосился на остальных посетителей забегаловки и так же, как они, щелкнул пальцами. Тут же к их концу столика, тяжело переваливаясь, подошла дородная старуха и, походя слизнув каплю висящую на бородавке, спорящей размерами с ее явно немаленьким носом, беззубо прошамкала:
— Што угодно гошподину?
Грон молча ткнул пальцем в направлении растрескавшихся кувшинов с каким-то пойлом, стоящих на соседних столах, и показал два пальца.
Старуха согласно кивнула, но не ушла, а просящим голосом протянула:
— Может, гошподин жакажет рыбу?
Грон принюхался и кивнул. Старуха обрадованно хрюкнула и зашаркала к очагу. Оборванец заинтересованно смотрел на Грона. Наконец он несколько ехидно спросил:
— Ты, никак, хочешь возместить мне порезанную руку? Имей в виду, этого кислого пива и подвонявшей рыбы будет мало.
Грон отрицательно покачал головой:
— В том, что случилось с твоей рукой, виноват ты сам. Нечего лезть к чужим кошелям. Просто я впервые в этом городе, а по прежнему опыту помню, что никто лучше не знает город, чем лихие парни вроде тебя.
Оборванец довольно расправил плечи:
— В этом ты прав. — Он хитро прищурился. — Значит, ты хочешь меня нанять? Учти, я дорого стою. Одного обеда не хватит.
Грон усмехнулся про себя, а сам задумчиво произнес:
— Что ж, пожалуй, я без труда управлюсь с двумя порциями, а может, даже закажу еще.
Оборванец обеспокоенно встрепенулся и торопливо забормотал:
— А впрочем, я думаю, что святому человеку можно услужить и за такую малость…
В это время старуха, шаркая ногами, принесла два кувшина и блюдо с горячей рыбой. Оборванец тут же схватил самый большой кусок и начал торопливо запихивать его себе в рот, запивая большими глотками из кувшина. Грон ел не торопясь, но, когда оборванец расправился с первым куском и, рыгнув, потянулся за вторым, Грон молниеносно выбросил вперед руку и чувствительно врезал ему по ладони. Парень приглушенно взвыл, но убрал руку и несколько мгновений молча сидел и смотрел, как жует Грон. Потом потянулся и осторожно взял самый маленький кусочек. Грон невозмутимо подхватил кусок побольше и отправил в рот.
Остаток трапезы прошел спокойно. Когда на блюде не осталось ни крошки и оборванец, сыто рыгнув очередной раз, похопал себя по животу и, выразительно указав на желудок, попытался подняться, Грон вытянул руку и уткнул ему палец в подшейную выемку:
— Ты, никак, хочешь удрать?
Оборванец послушно шлепнулся на место и пробормотал:
— Ну попытаться-то надо было. — Он вздохнул и, бросив на Грона острый взгляд, произнес: — А ты очень странный пилигрим. Никогда не встречал такого.
— Там, откуда я родом, таких еще много, — бросил Грон. Оборванец фыркнул, устроился поудобней и важно заговорил:
— Ну, наниматель, что тебя интересует? Грон усмехнулся:
— Расскажи мне о городе. Все, что знаешь. Просто мели языком, а когда меня заинтересуют какие-то подробности, то я спрошу.