На следующий день Олег валялся на кровати и играл в камешки. Вернее, здесь эту игру, пожалуй, стоило назвать гаечки. Десяток гаечек — вверх, одиннадцатую поднял, одиннадцать — вверх, двенадцатую поднял…
— Что будем делать, командир?
Олег поднял голову. Рядом с кроватью стоял Кормачев. Он был самым старшим по возрасту, вырос в капонирах и благодаря своим многочисленным талантам дослужился до звания Потомственного майора. Еще в капонирах стал настоящим компьютерным виртуозом, а здесь освоил технику канскебронов едва ли не лучше всех. Да и способности берсерка он проявил одним из первых. Если бы не уникальная способность Олега чувствовать Рисунок, именно Кормачев стал бы лидером группы берсерков. Впрочем, он и был им до того, как появился Олег. Поэтому он довольно придирчиво оценивал любое принятое Олегом решение, стараясь, однако, не выходить за некие рамки, то ли определенные им самим, то ли установленные для него вышестоящим командованием.
Олег одним гибким движением хорошо тренированного тела сел на кровати:
— Что ты имеешь в виду?
Кормачев с еле заметной заминкой присел на койку рядом с Олегом. Привычка спрашивать разрешения у командира, прежде чем войти, присесть или выйти, была у него в крови, и даже теперь, после почти двух лет пребывания в комплексе, все равно иногда напоминала о себе вот такими еле заметными заминками.
— Мы переправили на Байкальскую базу одиннадцать сборочных комплектов атакаторов, но ни одного двигателя к ним. И, судя по сегодняшнему инциденту, попытка кражи двигателей, и так маловероятная, сейчас вообще переходит в разряд чисто гипотетический.
Он замолчал, ожидая ответа. Причем на его лице явно проступило выражение, означавшее, что ему не слишком нравится произносить очевидное.
Олег пожал плечами:
— Не факт.
Кормачев слегка шевельнул плечом, как бы обозначая, что услышал, но не уловил и потому ждет продолжения. Олег пояснил:
— В любом случае проведение операции по изъятию двигателей было возможно только один-единственный раз. Значит, мы имеем лишь одну форму ее проведения, — он сделал паузу и закончил констатирующим тоном, — аварию. И аварию с подрывом всей связки транспортных контейнеров. Что мы вполне можем осуществить и сейчас. Так что с двигателями особых проблем я не вижу.
Кормачев несколько ошеломленно помолчал. Похоже, такой вариант был для него новым. Слегка придя в себя, он спросил:
— А в чем же тогда видишь проблему ТЫ? — последнее слово Кормачев явно подчеркнул.
Олег медлил с ответом, то ли думая о чем-то своем, то ли просто держа паузу.
— В командовании.
Кормачев мигнул, смущенный неожиданным ответом. А Олег продолжил:
— Я понимаю, ты вырос в капонире и для тебя сомнение в действиях командования выглядит чем-то сродни измене, но посуди сам. Мы, конечно, сможем достать эти одиннадцать двигателей и, вероятнее всего, научимся неплохо управляться с атакаторами, но что нам это даст? — говорил медленно, подбирая слова, стараясь, чтобы собеседник непременно его понял. — Весь вопрос в том, что все это время мы занимались не тем и не там. Сколько времени понадобится Контролерам для того, чтобы поднять записи сенсоров во всех подозрительных отсеках и провести корреляцию по косвенным данным… Конечно, полностью возможностей конкретно нашей группы они не раскроют, но для того, чтобы запустить программу Общего Планетарного Контроля, им достаточно установить наличие неконтролируемой популяции, обладающей навыками обращения с компьютерами. И что тогда будет с капонирами? Или ты надеешься, что на них не обратят внимания?
Кормачев прикрыл глаза и нервно сглотнул. Программу Общего Планетарного Контроля он обнаружил лично, когда, роясь в сетях канскебронов, случайно набрел на архивный блок Центра боевых операций. Поэтому он лучше любого другого представлял, что ждет людей капониров, да и всю «дикую» популяцию человечества на этой планете, если данная программа будет приведена в действие. Конечно, можно было попытаться поспорить, но он был берсерком и теперь, после слов Олега, смог не хуже него ощутить Рисунок и понять, что тот был прав, причем прав на все сто процентов. В случае прямого столкновения у них нет никаких шансов. Даже если бы они успели полностью собрать и подготовить к бою все одиннадцать атакаторов. Путь дальнейших действий вырисовывался только один. Но получить санкцию руководства будет трудно. Почти невозможно.
— Что же ты предлагаешь?
Олег наклонился к нему:
— Ты знаешь. — Затем положил руку ему на плечо. — Но убей бог, я даже не представляю, как нам удастся это сделать.
Некоторое время они молчали, размышляя над тем, что пока не было произнесено, но уже полностью занимало их мысли. Вдруг от двери послышался веселый гогот, и спустя несколько секунд на кровать к Олегу шмякнулся улыбающийся во весь рот Уимон.
— Олег, знаешь, Ольга сегодня придумала кататься на вагонетках по малому рудному кольцу. Там много народу катается. И один тип, вот умора… — тут он заметил, что у Олега не совсем то настроение, чтобы обсуждать его веселые похождения и, оборвав себя, испуганно покосился на Кормачева. — Я не вовремя, да?
Окаменевшее лицо говорило само за себя. Никто в команде даже не догадывался о роли Уимона в проникновении команды внутрь производственного комплекса. Поломку идентификационного портала все посчитали удачным стечением обстоятельств, а то, что она произошла как раз в тот момент, когда Олег вошел в проем, служило только лишним подтверждением удивительных способностей их командира. И потому Уимон считался в команде чем-то вроде Олеговой причуды, не совсем понятной, но вполне терпимой и не особо обременительной. Ребята занимались с молодым куклосцем, приглядывали за тем, чтобы его не обижали, но все равно держали дистанцию. Кто-то, кто впитал неприязнь к обитателям куклосов с молоком матери, — дистанцию подлиннее, кто-то, как, например, Йоргенсены, которые вообще узнали о том, что на Земле существуют какие-то куклосы, в которых тоже обитают люди, только попав к людям капониров, — покороче, но все, что касалось Уимона, всегда определял Олег, и только он. Вот и теперь Кормачев молча ждал реакции Олега, хотя слегка набрякшие желваки давали понять, что он сильно не одобряет то ли то, что Уимон вот так бесцеремонно встревает в разговор старших, то ли то, что этот приблудный вообще до сих пор ошивается в их команде. Да еще завел шашни с членом одной из команд, направленных в производственный комплекс для выполнения специальных заданий. Да к тому же еще и сестрой командира. Впрочем, кто знает, что он думал на самом деле. Олег окинул взглядом притихшего Уимона, задержав глаза на взъерошенном хохолке и припухших губах, мельком подумав, что в его сестренке, оказывается, таились настоящие глубины страсти. Откуда ему это было знать? Когда он ушел из деревни, она была сопливой девчонкой, правда, характерец у нее уже тогда был дай бог. А как она провела следующие несколько лет, отчего попала в капонир и как жила там — об этом он имел представление только из ее скудных рассказов. И вообще, та встреча в зонде-пробнике, несмотря на все его особые способности, оказалась для него полнейшей неожиданностью. И, надо признаться, это его испугало. Потом этот испуг только усилился. Он ЗНАЛ, что чувствует Рисунок лучше любого из тех, с кем ему до сих пор пришлось встречаться, но когда он попытался ощутить, что ждет в будущем Ольгу и Уимона, то, несмотря на все его старания, улавливал только пустоту. Олег не знал, что это означает, не знал, хорошо это или плохо, и именно это пугало его больше всего. Хотя Ольга выросла и стала совершенно другим человеком, с которым ему еще предстояло познакомиться, — она все равно оставалась его младшей сестрой.