Это стало нормой, привычкой для людей старшего поколения – запасаться мукой и спичками, сушить сухари, собирать обмылки.
– Я помогала убирать в квартире после смерти пожилого человека, – рассказывала одна женщина. – Вся квартира была заставлена, завалена вещами – видно, что человек копил эти вещи всю жизнь. Мы втроем освобождали эту однокомнатную квартиру три дня. И когда мы выносили эти старые ненужные вещи на помойку – приходили пожилые люди, сетовали: «Какие хорошие вещи выбрасывают!» И брали эти вещи и несли к себе домой, со словами: «На всякий случай. Пригодится».
– У моей бабушки лежат вещи, приготовленные для похорон, – рассказывала другая женщина. – И там среди одежды, в которой ее надо класть в гроб, лежат две пары нижнего белья. Я ее спрашиваю: «Зачем тебе две пары белья?» Отвечает: «Пусть будет, на всякий случай». Какой может быть случай на том свете? Но и на том свете надо, чтобы было накоплено…
Наши бабушки, дедушки – дети войны, голода и лишений – должны были так делать: все копить. Дети, воспитанные ими, – наши родители – тоже научены так делать. Да в те времена только так – копя, откладывая – и можно было создать какой-то запас, ощущение стабильности и защищенности.
В каждой семье было принято откладывать деньги, иметь сберкнижки, делать запасы самых необходимых продуктов.
До сих пор в домах многих пожилых людей хранятся пачки соли, коробки хозяйственного мыла. Я сама обнаружила в доме моих родственников накопленные запасы продуктов, и масштабы их меня поразили.
Пятилитровые банки с крупами более десяти лет хранились на балконе. Они уже потеряли и цвет, и запах, они уже множество раз были опалены солнцем и выморожены. Они давно стали просто мертвыми продуктами. И когда по моему настоянию банки эти перекочевали к мусорным контейнерам – долго они там не простояли. Уже спустя час их и в помине не было. Кто-то прибрал к рукам – продукты все-таки, как можно их выбрасывать!
Так жило поколение – накапливая и откладывая. И нас, детей, тоже учили этому – откладывать и накапливать.
Почти в каждой семье собирали десятикопеечные монеты в бутылку из-под шампанского. Или заводили копилки, чтобы понемногу, по чуть-чуть откладывать деньги. Так, мол, незаметно, но несколько десятков рублей и наберется.
И это откладывание «по чуть-чуть» было не от широты мышления, а от узости. Не от достаточности. А от представлений о недостаточности всего.
Нам дали единственный путь сотворения большой суммы – накопить из малого, этим путем мы и продолжаем идти.
Но можно ли из малого накопить действительно большое?!
И нужно ли копить из малого, когда можно просто сразу создавать, творить большие суммы денег?
Но это – совсем другие задачи, которые мы перед собой не ставим!
Бери все, что плохо лежит
Ограниченные рамками зарплаты, лишенные возможностей получить что-то сверх лимитированных, усредненных рамок, люди вынуждены были использовать любые возможности для улучшения материального положения, для приобретения товаров, вещей. Этому способствовало укоренившееся в сознании советского человека убеждение – «все вокруг колхозное, все вокруг мое».
И это позволяло многим людям жить под девизом – бери все, что плохо лежит.
Мы выросли в этом убеждении. Это стало нормой жизни – взять то, что можно взять «на халяву», бесплатно. Что-то урвать. Что-то, говоря термином того времени, – «спионерить».
Я наблюдала однажды в детстве, как соседи-мужчины обсуждали, что творится в стране. Это было то советское время, когда действительно воровали все, каждый воровал, что мог.
Мужчины гневно обсуждали правительство, которое погрязло в воровстве. Они так рьяно и возмущенно обсуждали этих зажравшихся бюрократов, которые страну разворовывают…
Я была еще совсем ребенком, поэтому наивно и по-детски подумала: «Как же так? Папа вчера с завода принес целую связку арматуры, у этого дяди на огороде все шланги ворованные с того же завода, у соседей на участке бочки для воды, сделанные на заводе из заводского металла, у каждого в нашем поселке дома ножи, сделанные из нержавеющей стали. Их не покупали в магазине, их делали на заводе и приносили домой.
Моя мама работала начальником хозяйственного отдела этого завода, и я слышала ее рассказы о том, как один начальник пришел и «взял» рейсфедер для сына, который учится в институте, как уборщицы заменяли новые веники, которые им выдавались, на старые, потрепанные, как все, что можно было списать, – списывалось (по домам сотрудников!).
Как только покупалась для заводских нужд масляная краска и распределялась по цехам, так тут же наш поселок становился выкрашенным в эту краску – каждый приносил домой баночку с краской и красил заборы, лестницы, скамейки. Вся улица становилась одного цвета. Проходило время, на заводе появлялась новая краска – менялась окраска улицы.
Каждый нес домой то, что мог. У соседки-секретарши всегда можно было найти скрепки, бумагу и копирку. У моей подружки, чья мама работала в какой-то торговой организации, всегда было много бумаги для рисования – это были целые стопки бланков этой организации. Соседка, работавшая в типографии, «доставала» книги, которые тогда были дефицитом. Сосед, работавший на мясокомбинате, приносил оттуда и продавал мясо… Каждый выносил с работы все, что мог. Все воровали, но при этом считали, что кто-то разворовывает страну. И этот кто-то – не они!
Это убеждение – взять «на халяву», хапнуть – как ты видел в главе о наших неосознанных программах, – продолжает работать в нас. Мы как бы нацелены увидеть – что плохо лежит, что можно урвать «на халяву». Это – норма жизни для большинства бывших советских людей и воспитанных ими детей и внуков.
Не цени себя
Наши родители были для нас первыми образцами людей. С них мы брали пример того, как себя вести. Как относиться к определенным вещам или событиям. Как относиться к деньгам. Как относиться к себе.
Именно в семье мы получали первые уроки того, как надо себя ценить.
И, к сожалению, очень редко наши родители были для нас в этом положительным примером. Потому что родители выросли в стране, в которой вообще не учили людей ценить себя, стоять за себя, заявлять свою высокую цену.
«Раньше думай о Родине, а потом о себе!» – под этим лозунгом жила страна. И лозунг этот – живучий! – до сих пор звучит в нас в разных вариантах. Думай о других. Цени других. А о себе вообще можешь не думать, это неприлично. О тебе подумают старшие товарищи. А старшие всегда найдутся – мама и папа, муж или жена, соседи, дети, сослуживцы – все подумают о тебе и твоих деньгах – с выгодой для себя. Как тут можно вырасти ценным, достойным, стоящим за себя человеком?!
Мало того, вся система воспитания была направлена на формирование маленького, послушного человека. Мы как дети были удобны родителям именно такими: маленькими, послушными, соглашающимися с родителями. Такими – маленькими, нерешительными и подчиняющимися – мы были выгодны, удобны везде: в школе, институте, на производстве. Никто не был заинтересован в том, чтобы делать нас большими, ценными, значимыми. В обществе, где «бедность не порок», «в тесноте, да не в обиде», не было задачи формировать значимых, больших, ценных личностей. Стране нужны были маленькие, исполнительные люди, которые бесплатно могли бы жертвовать собой и работать на благо родины. Это был социальный заказ того времени.