Но вскоре после того, как Мэдди заказала себе гамбургер «Браттон», а Босх попросил принести ему сандвич «Джо Фрайдэй», заряд хорошего настроения, полученный на прощание от Холоднака, стал иссякать, и отец с дочерью замолчали, понурившись за столиком.
– Не кручинься, детка, – попытался ободрить дочь Босх. – Это всего лишь тренажер. И в целом ты все сделала очень хорошо. Ты же слышала, что он сказал. У тебя всего три секунды, чтобы принять решение и выстрелить… По-моему, ты справилась просто великолепно.
– Папа, я убила бортпроводницу!
– Но спасла учительницу. И к тому же это не реальность. На тренажере ты выстрелила, чего наверняка не сделала бы, окажись в подобной ситуации на самом деле. Тренажер… Он как бы дополнительно подталкивает тебя к действию. Все ускоряется. А в жизни, наоборот, возникает ощущение, будто видишь события в замедленной съемке. И гораздо более отчетливо, уверяю тебя.
На нее эти увещевания не подействовали, и Босх сделал еще одну попытку.
– И вообще, я далеко не уверен, что пистолеты хорошо пристреляны.
– Вот уж спасибо, папочка! Ты, видимо, намекаешь, что в тех случаях, когда мне удалось попасть в цель, я на самом деле промахнулась, поскольку пистолеты, видите ли, не так пристреляны.
– Ничего подобного. Я просто…
– Мне надо помыть руки.
Она резко встала из-за стола и направилась в туалет, а Босх мысленно обругал себя за глупость. Надо же было ляпнуть, что она совершила ошибку из-за неполадок в лазерном пистолете!
Дожидаясь ее, он заметил на стене рамку с первой полосой старого выпуска «Лос-Анджелес таймс». Основной материал номера был посвящен перестрелке, произошедшей в 1974 году между полицией и членами так называемой Симбионистской армии освобождения на углу Пятьдесят четвертой улицы и Комптон-авеню. Босх был тогда всего лишь одним из молодых патрульных, которым во время той смертельной схватки поручили следить за движением транспорта и сдерживать толпы зевак. На следующий день он стоял в оцеплении, пока сыщики обследовали руины полностью сгоревшего дома, разыскивая останки Патти Херст [22] .
По счастью, ее в тот день там не оказалось.
Дочь Босха вернулась за стол.
– Сколько нам еще дожидаться заказа? – капризно спросила она.
– Расслабься, – ответил Босх. – Мы его сделали всего пять минут назад.
– Почему ты решил стать копом, папа?
На мгновение Босха сбил с толку этот неожиданный вопрос.
– По многим причинам.
– Ну например.
Он замолчал, собираясь с мыслями. Уже второй раз за неделю она спрашивала его об этом. И он понимал, что вопрос для нее далеко не праздный.
– Кому-то другому я бы выдал стандартный ответ: потому что стремился служить и защищать. Но поскольку спрашиваешь ты, изволь, я скажу тебе правду. Я пошел в полицию не служить и защищать в том смысле, чтобы стоять на страже интересов общества и его безопасности. Сейчас, задумываясь об этом, я понимаю, что на самом деле хотел служить себе и себя защитить.
– Как это?
– Нужно учесть, в какое это было время. Я только что вернулся с войны во Вьетнаме, а подобных мне людей, то есть таких же, как я, бывших солдат, здесь всячески отторгали. Особенно представители нашего же поколения.
Босх огляделся, чтобы посмотреть, не несут ли их заказ. Теперь уже и ему казалось, что ожидание затягивается. Потом он снова перевел взгляд на дочь.
– Помню, как после возвращения, сам не зная зачем, я записался на учебу в городской колледж Лос-Анджелеса. В тот, что на Вермонт-авеню. Со мной в группе училась одна девушка, и мы стали с ней встречаться, но я ей не рассказывал, откуда недавно вернулся. Ничего не говорил про Вьетнам, опасаясь, что это вызовет осложнения.
– А она не заметила твоей татуировки?
И то верно – крыса, украшавшая плечо, выдала бы его с головой.
– Нет, она ее не видела. Наши отношения не зашли так далеко. Я при ней даже ни разу рубашки не снял. Но однажды, когда мы прогуливались по парку после занятий, она вдруг спросила, почему я часто выгляжу таким грустным. И я… Даже не знаю, должно быть, решил, что настала пора открыться ей, чтобы между нами не было больше недомолвок. Подумал, что она уже готова понять и принять меня таким, какой я есть.
– Но она не приняла?
– Нет. Помню, сказал тогда: «Знаешь, а ведь я последние несколько лет служил в армии». И она немедленно спросила, значит ли это, что я воевал во Вьетнаме. И я признался.
– И что же она сказала на это?
– Ровным счетом ничего. Просто сделала пируэт, как заправская танцовщица, и ушла. Не вымолвив ни слова.
– Боже мой! Вот ведь дрянь!
– В тот день я по-настоящему осознал свое истинное положение.
– И что было потом, когда наутро ты пришел в колледж? Ты сказал ей что-нибудь?
– Нет. Поскольку в колледж я больше не вернулся. Не пошел, зная, чем все закончится. И главным образом по этой причине через неделю поступил на службу в полицию. В управлении было тогда уже много армейских ветеранов, прошедших испытание Юго-Восточной Азией. И я знал, что окажусь в среде своих, и там уж меня точно не отторгнут. Я походил, наверное, на отбывшего долгий срок заключенного, которому не стоило сразу соваться в мир свободных людей. Сначала следовало пожить в окружении себе подобных.
Дочь, казалось, начисто забыла, как пристрелила стюардессу. Это, безусловно, обрадовало Босха, хотя ему не слишком-то приятно было и дальше ворошить свое прошлое.
Но он вдруг улыбнулся.
– Ты что? – спросила Мэдди.
– Да так, ерунда. Просто вспомнил другую историю из своей жизни. Дурацкую, но забавную.
– Ну так расскажи ее мне. Ты расстроил меня своими воспоминаниями. Самое время немного повеселить.
Но ему пришлось подождать, пока официантка расставит перед ними тарелки с едой. Эта женщина работала здесь еще с тех времен, когда Босх был кадетом почти сорок лет назад.
– Спасибо, Марджи, – сказал он.
– Всегда тебе рада, Гарри.
Маделин густо полила кетчупом свой гамбургер, и они немного поели в тишине, прежде чем Босх приступил к рассказу:
– Когда я закончил академию и получил жетон, меня определили в уличные патрульные, а это довольно однообразная работа. Тогда кругом правили бал представители контркультуры, антивоенного движения и прочие чокнутые, подобные этим.
Он указал ей на газетную полосу, которую недавно разглядывал.
– Эта публика считала полицейских немногим лучше детоубийц, за которых они держали каждого побывавшего во Вьетнаме. Понимаешь, о чем я?