Кроме того, некоторые виды тунца, который сервируется в милых маленьких порциях в популярных блюдах суши, находятся под угрозой вымирания. Следовательно, очень скоро нам все равно придется прекратить их есть. И если мы это сделаем сразу, то эти виды хотя бы смогут выжить. Тот, кто ест тунца, взваливает на свою совесть еще и жизни большого количества дельфинов, которые плачевно погибают в сетях.
Даже с экономической точки зрения рыболовство можно назвать только слабоумием. Более 90 % североморской трески вылавливается до времени размножения. Больше всего впечатляют цифры так называемого прилова. При ловле креветок 80–90 % всего улова составляет прилов. С тяжелыми повреждениями или мертвые, эти создания, среди которых немало видов, находящихся под угрозой исчезновения, выбрасываются за борт или же перерабатываются в рыбную муку.
Но и здесь также можно отметить: цифры почти не достают до нашей души. Ее больше затронет информация о том, что ловля креветок обрекает на вымирание большинство видов морских коньков. При ловле с помощью донной крючковой снасти ежегодно в качестве прилова оказываются пораненными или погибают примерно 20 000 дельфинов и китов, 60 000 морских черепах, 1 миллион рыб-мечей и более 3 миллионов акул. Но траловое рыболовство еще более жестокое. При быстром поднятии сети с большой глубины на поверхность рыбы расплющиваются в сетях, а вследствие перепада давления глаза у многих выходят из орбит и внутренности – изо рта.
Рыболовство жестоко, и эта жестокость сопровождает рыбу вплоть до того момента, когда она в виде филе оказывается на тарелке, а затем попадает в наш кишечник, нашу кровь и клетки.
Жестоко и то, что креветок и омаров живьем бросают в кипяток. Их высокочастотные предсмертные вопли можно сделать слышимыми. Они звучат невыносимо и пронизывают до костей. Конечно, в ресторанах этого не происходит. Там сидят не утонченные, а менее чувствительные, – бессознательно – более жестокие и душевно более грубые люди, которые едят морепродукты. Эти морепродукты не могут быть для них полезны, так как они приносят с собой в организм поедающего свои мучения и страдания. Пусть этим людям не слышны их крики, но они все равно окажутся в их плоти вместе с плотью животных.
Рыбам тоже не лучше, они систематически оказываются пораненными современными методами ловли и должны долго висеть, пока не задохнутся на борту или попадут на лед. В ледяном аду они дольше остаются свежими – и умирают еще медленнее. Это увеличивает бедствие, которое мы с ними поедаем, хотя и не замечаем этого сразу. А когда замечаем, то не знаем, с чем это связано.
С рыбой, выращиваемой искусственно, дело обстоит не лучше, не говоря уже о том, что опасность цунами увеличивается там, где мангровым лесам пришлось уступить место аквакультурам. 70–90 % рыб, переживших мучения разведения, нередко страдают кровотечением из глаз по причине загрязнения. Как правило, они должны голодать во время транспортировки на протяжении 7–10 дней, чтобы сократить количество их испражнений, которые бы затруднили все предприятие. Убивают их обычно посредством вспарывания жабр. Затем бросают в бак с водой для обескровливания. Часто еще в полном сознании они неистово извиваются от боли при этой заключительной пытке. Методы умерщвления посредством электрического тока ненадежны и могут при определенных обстоятельствах причинять еще более сильную и длительную боль. Фильм «Наш ежедневный хлеб» [85] показывает это наглядно.
Тем временем рыболовство стало уже во много раз сложнее, чем в конце XIX века. В 2002 году была достигнута высшая точка – 100 миллионов тонн «собранных» морепродуктов. Только восполнять эти запасы некому, и потому система рыбной промышленности вплотную подошла к развалу. Лишь 1 % морских биологических видов восстанавливается благодаря защите, 16 % страдают от перелова, а 52 % находятся на грани исчезновения.
Это привело к тому, что современные промысловые суда оснащаются сетями, захватывающими рыбу со все большей глубины. Эта рыба, как правило, очень старая; следовательно, велика вероятность того, что филе, которое оказывается у вас на тарелке, принадлежало рыбе-Мафусаилу, плававшему более 100 лет в глубинах загрязненного моря, и поэтому накопившему в себе особенно много вредных веществ.
То, в какой степени алчность, глупость и эгоизм определяют коммерческую ловлю рыбы, проявляется не только в том, что рыбу ловят перед стадией размножения, но, к примеру, и в том, что только в одном северном море многие сотни тысяч тонн рыбы ежегодно выбрасываются за борт как прилов. Пострадавшие животные обычно идут – в полном смысле этого слова – плачевно ко дну.
Вывод: рыбы сегодня ловятся методами, близкими к военным. Для высоких уловов люди сознательно идут не только на жестокость, но и на очевидное истребление бесчисленных видов. Морские животные, которые нам как деликатесы подаются в ресторане, умирают мучительной смертью. Согласно данным ЕС, незагруженные мощности одного лишь европейского промыслового флота составляет 40 %. Если подходить к этому со всей ответственностью, то половину флота следовало бы вывести из эксплуатации. Но даже если бы ЕС пришел бы, в конце концов, к таким мерам, в глобализированном мире это привело бы только к тому, что на ловлю пришли бы другие. Если мы будем так продолжать, то лет через 40 коммерческое рыболовство вынуждено будет остановиться совсем. Тогда в наших морях ловить будет просто нечего.
П режде чем давать молоко, коровы должны сначала отелиться. В целях «достаточной» выгоды их ежегодно искусственно оплодотворяют и продолжают доить во время беременности, пока до родов не остается лишь несколько недель.
Крупный рогатый скот превращают в постоянную кормилицу и лишают права на естественный ритм. Если жизнь – это ритм, как говорит Рудольф Штейнер, основатель антропософии, то мы лишаем животных, изнасилованных молочных коров, вместе с ритмом и большей части жизни.
Телят у матерей обычно вскоре после рождения забирают, а коровы еще несколько дней, а иногда недель, нервно мычат и отчаянно их зовут. Связь матери и ребенка у коров очень сильно выражена.
Можно себе представить, что означает это раннее разделение для души. Коровы переживают это страдание раз в год и, разумеется, выделяют соответствующие гормоны и нейромедиаторы отчаяния в свое молоко и мясо. Вы действительно хотели бы потреблять молоко от такой коровы, упакованное в сладкий десерт?! А сегодняшнее молоко, которое вредным для здоровья образом получается из огромного количества смешанного молока, всегда содержит эту горькую часть.
В современной молочной промышленности мы особенно далеко зашли в бедственном положении животных, и здесь добавляются еще некоторые усугубляющие факторы. Нам надо бы только представить себе огромное вымя современных высокопроизводительных коров, подвергнутых односторонней селекции, в переносе на людей – и ужас был бы очевиднее. Современные коровы генетически обречены на крайне сильный рост вымени, а значит, и молочных желез; кстати, рак груди тоже представляет собой радикальный рост молочных желез. Сюда прибавляется еще и, по моим сведениям, совершенно не изученный гормональный коктейль, так как все молоко берется логичным образом от женских особей, которые всю жизнь находятся в искусственно продолжающейся, форсированной лактационной фазе, а таковая может обусловливаться только чрезвычайной гормональной ситуацией. Часто молочные коровы беременеют снова, и тогда в их крови, а также наверняка и в молоке, начинает курсировать абсолютно неестественная смесь гормонов кормления и беременности. Однако рак груди, как и любой другой вид онкологических заболеваний, представляет собой чрезвычайный рост, по мнению традиционной медицины, часто вполне зависящий от гормонов. Нам следует только осознать эти простые взаимосвязи, и сразу же возникнет много вопросов.