Похоже, у старого пирата от напряжения начали пошаливать нервы.
Идея была, конечно же, самоубийственной.
Но я и сам был доведен до предела и уже всерьез раздумывал над тем, не примкнуть ли к автомату штык-нож и не поддержать ли Лода в его самурайском порыве.
И вот, в этот самый миг раздался иезуитски спокойный голос Рихарда:
– Друзья мои! Поприветствуем же «Любовницу ветра», самый быстроходный из кораблей, что когда-либо состоял под моим командованием!
– …и, кажись, самый мелкосидящий, – шепотом добавил дядя Вова.
Я обернулся и обомлел.
Бушприт «Любовницы ветра» покачивался так близко от нас, что, казалось, до него можно дотянуться рукой.
А роль ростральной фигуры на ахтерштевне «Любовницы ветра» выполняла… сама Таис в мокрой нательной рубахе, тесно облегающей ее волнующие формы!
Впрочем, врать не стану, в тот момент я на формы даже не посмотрел.
Наконец-то мы перевели дух…
Я растянулся на теплых досках палубы в позе морской звезды и блаженно закрыл глаза.
Тихо плескало море.
Вдали выли раненые циклопы.
Привычно скрипела снасть, и чайки переговаривались о вечной своей ерунде.
Рядом со мной в позе зародыша лежал дядя Вова. Из скулы у него сочилась сукровица – поранился щитом, пока мы там геройствовали.
Я знал, что долг требует, чтобы я сейчас же встал и оказал старшине первую медицинскую помощь.
Промыл рану, наложил хоть какую-нибудь повязку, сказал что-то участливое.
Проверил, не воткнулась ли в его мясистый загривок ядовитая игла.
Но, верите, на исполнение этого долга у меня не было никаких физических сил. Как и на то, чтобы, например, сходить в туалет – хотя и очень хотелось.
Я чувствовал, если сейчас не полежу хотя бы минут двадцать, то просто умру. Ведь невозможно же жить одним сплошным адреналином (хотя мы и пробовали это делать все последние дни!).
А когда я наконец встал на ноги, оказалось, что кок «Любовницы ветра» был так любезен, что приготовил всем нам обед. Нормальный, горячий суп из местной красной чечевицы на бульоне из морского окуня, с водорослями вместо капусты…
Друзья, скажу вам как есть: ничего вкуснее того чечевичного супа я не ел в своей жизни!
И яства, которыми нас, как поросят на убой, откармливали в золотых чертогах Бин Назима, были просто жалким его подобием…
Мораль: близость смерти – лучший кулинар.
Пока мы с дядей Вовой употребляли наши три порции, «Любовница ветра» шустро сближалась с «Голодным кракеном».
Напомню, что наш «Кракен» был крупнее и медлительнее «Любовницы». Поэтому за то время, которое потребовалось «Любовнице ветра», чтобы спасти нас из-под носа разбушевавшихся циклопов и пойти назад, на север, «Кракен» успел только выползти из Черепашьей бухты и обогнуть мыс.
На траверзе этого мыса – он назывался незасмысловато, Попугай, – и должно было состояться рандеву.
Но, как часто бывает с непредсказуемой морской стихией, проблемы всегда начинаются там, где их совсем не ждешь…
Даже такая опытная команда, как у старого лиса Рихарда, дала слабину. Как видно, всех лишали покоя сокровища, лежащие прямо на палубе, – за парусами следили всего лишь трое, да и те оказались малоопытными новичками.
Поэтому, когда с востока внезапно налетел сильный шквал и громадные косые паруса «Любовницы ветра» со зловещим гудением выгнулись дугой, среагировать матросы не успели. Точнее, успели лишь наполовину.
На фок-мачте они, давясь хрипом и срывая кожу до мяса, все-таки смогли уронить рею и погасить парус.
А вот грот-мачта с наводящим на самые отпетые мысли треском рухнула на левый борт.
При этом одному матросу размозжило голову, а другому раздробило обе ноги.
Мимо меня пронеслись ванты, каждый из которых мог бы легко перерезать меня пополам.
К счастью, мне достался лишь один удар тонкого линя. Кевларовый чехол бронежилета рассекло, но благодаря вкладной бронеплитке ребра мои были спасены…
А дядя Вова только и успел, что громко выматериться…
Последующие пять минут мы все гасили рвущийся прочь раненой птицей парус.
В итоге красотка Рихарда стала хромать на одну ногу. Но, по крайней мере, сохранила надежды на относительно скорое выздоровление – запасная мачта на корабле имелась. А вот паруса – не было. И его потеря стала бы невосполнимой…
На борту галеаса «Голодный кракен»
Банка Абха, тринадцать миль на вест от острова Скелетов
Полдень следующего дня мы с дядей Вовой и остальными встретили, безмятежно покачиваясь на слабой волне за пределом видимости острова Скелетов.
Причем на борту «Любовницы ветра».
Всему виной был вчерашний форс-мажор. Лишившись половины парусного вооружения, «Любовница ветра» утратила две трети своей легендарной прыти и была вынуждена отдать якорь на банке Абха, чтобы заняться ремонтом.
А почему не в какой-нибудь бухте острова Скелетов?
Ну разумеется, из-за боязни очередной встречи с циклопами! Ведь ясно же, что если эти твари приплыли на остров Скелетов откуда-то с другого острова, значит, у них есть на чем плавать! И на этом чем-то они могли бы попытаться взять «Любовницу ветра» на абордаж!
А еще вы, может быть, захотите знать, отчего двум морпехам и одному пиратскому капитану по имени Лод пришлось остаться на «Любовнице ветра» среди чужаков? Почему эта бравая троица не вернулась на родной «Голодный кракен»?
Да потому, друзья мои, что все добытые нами сокровища нуждались в дележе. А по морским суевериям, клад нельзя было делить в сумерках или ночью – дескать, добычи не будет.
Так и вышло, что вечером мы не чахли над златом, а напились в зюзю и орали всем пиратским коллективом всякие песни. Про девушку, которая полюбила моряка, а он оказался осьминогом, про пирата, который продал душу Хозяину Глубины и тот сделал его буревестником, и еще про падающую звезду, ставшую золотым самородком, который нашел голодный сирота.
Эти песни были местными, и мы как-то незаметно успели их выучить за время нашего морского похода. А когда у пиратов песни кончились, мы с дядей Вовой запели свои: «Девушку из Нагасаки», «Спасите наши души» и, наконец, «Эй, моряк, ты слишком долго плавал!»
Наше выступление имело неожиданный успех. Рихард пожаловал нам со старшиной по фляжке какого-то особо ценного рома из своей личной бочки. Ну а Лод – тот просто похвалил (все, кто хоть немного знали старика, понимали, что явление это по редкости сродни метеоритному дождю).