Те спокойные, как удавы, – по лицам вижу.
Первыми Ковач с Моховым валят часовых с самой близкой к нам стороны цитадели. (Я так специально рассчитал: их остальные не видят и всполошиться, по идее, не должны.)
Вижу в прибор, как зеленые вертикальные пятна складываются в знаки вопроса и оседают на землю.
Затем настает черед оставшихся часовых. Их еще четверо.
Расчет пулемета берет на себя Ковач, а Мохов занимается праздношатающимся придурком на квадратной башне. Мохову же достается и шестой, самый дальний от нас субъект, который крутится у пристани.
Пристань эта почти так же важна для нас, как цитадель форта.
Она проброшена над отмелью мертвого кораллового рифа до его живой кромки, к глубине.
Именно к ней подойдут наши катера, чтобы забрать нас, когда все кончится.
А как же вертолеты, спросите вы?
А у вертолетов есть пассажиры поважнее. Освобожденные заложники и морпехи из сопровождающего их первого отделения. Также вертолеты обычно вывозят убитых и раненых. Но мне лично хочется верить, что таковых у нас не будет.
Я люблю верить в хорошее.
В общем, часовых перестреляли почти без приключений.
Только один пират – тот, который валандался на пристани, – не был убит наповал первой пулей, и кажется, что-то даже закричал, но шум прибоя погасил его вопли. А Ковач с Моховым слаженно довершили дело.
Потом мы быстро – всем взводом – вышли на ближний рубеж.
Я спустился вместе со штурмовым отделением в цистерну.
Параллельно нашему выдвижению капитан Баранов и два десятка морпехов схоронились в северной финиковой роще.
Тут надо пояснить важное: форт «Три дерева» не имел полноценной крепостной стены. Точнее, при португальцах-то, пятьсот лет назад, стена, конечно, была. Но потом местные козопасы растащили кладку на свои курятники (а, впрочем, почему только курятники, на жилые дома тоже растащили, как я убедился очень скоро).
Народ на Сокотре хороший. Только свое свободное время очень ценит и тесать новые камни ни за что не станет… Не португальцы совсем.
В итоге вместо нормальной стены новые арабские хозяева окружили форт полутораметровой изгородью из черт знает чего.
Где-то в нее пошла глина.
Где-то сухие пальмовые листья.
Где-то коровьи кизяки. Короче, сельская община и ее мегатехнологии…
Внутрь этого, с позволения сказать, периметра попали не только круглая да квадратная башни цитадели. Не только цистерна да соленая лагуна, из которой доктор Уфимский совершил свой рекордный заплыв с подныриванием под коралловый риф, но и царица местных полей… Нет, не кукуруза, а финиковая пальма. Аж целых две плантации пальм – одна побогаче, другая поплюгавей.
Первая находилась вплотную к цистерне. А та, что поплюгавей, произрастала на юге от цитадели.
Ну а те три дерева, которые дали имя форту? Это небось тоже были пальмы?
Нет, не пальмы.
Приподнимаюсь я, значит, над краем цистерны и вижу, что сбоку от нее, из нормального, к слову, кирпича, сложена стена. А из-за нее выглядывают интеллигентные такие веточки.
Что за деревья? Абрикосы? Сливы?
Не понять. Листьев вроде как вообще нет. Видно только, что на веточках ленты развешаны. Разноцветные небось. Но в темноте точно не видно, какие. Видно только, что ленты.
Деревьев, увитых лентами, было три.
Вот именно в честь этих деревьев форт и назвали.
Возвращаюсь к диспозиции.
Я, восемь архаровцев Ачасоева и дядя Вова с пулеметом «Печенег» – в цистерне.
Баранов, доктор Уфимский, фельдшер Жерехов, переводчик Мустафа и еще двадцать морпехов – в северной пальмовой роще. То есть, в принципе, по соседству с нами.
Как по мне, половина там была – лишние. Их вообще можно было в рейд не брать.
Но – кого именно не брать? Линейное отделение Шведенко? Или «тяжелое» отделение Рытхэу? Ведь у Рытхэу в отделении и два гранатомета вместо одного, и реактивные огнеметы «Шмель», и даже АГС – автоматический станковый гранатомет!
Как знать наперед: или на нас пятнадцать придурков в трениках россыпью побегут, или вдруг ржавая бронемашина прикатит? Какой-нибудь, прости господи, «Сарацин»?
Оттого и потащил Баранов столько баранов, уж извините за грубый каламбур.
И вот мы снова обменялись с комвзвода кодами.
И вот мы пошли.
Гуськом, плотненько, как какой-то антитеррористический спецназ.
Вообще-то это не наша тактика. Но в том рейде я хотел, чтобы наши силуэты широким фронтом не маячили.
Даже самый старый прибор ночного видения, купленный мелким гаденышем на аденской барахолке за тощую пачку соточек, мог решить судьбу нашего рейда, предоставь мы затаившемуся наблюдателю возможность узреть шевеление наших тушек.
Лидирующий группу дядя Вова – а по смыслу нашей тактики на нем вместо большинства наворотов и примочек «Ратника» висел тупо второй броник с керамическими плитами толщиной в ногу дистрофика – бодро взбежал вверх по сложенным из ракушняка ступенькам. Взбежал – и слился со стеной квадратной башни цитадели, утонул в тени.
Мы, один за другим, проделали то же самое, и вот уже нет нас, мы тоже стали стеной.
Теперь – обежать башню кругом, открыть или вышибить дверь.
Вперед ушли всё тот же дядя Вова и ефрейтор Гена Гладкий.
Вместо штатного автомата я разрешил Гладкому взять только легкий пистолет-пулемет «Кедр», ведь его основной боевой нагрузкой в том рейде была пятикилограммовая корабельная кувалда, позаимствованная мною лично у красы и гордости БЧ-5 фрегата «Ретивый» механика-двигателиста Задорожного.
Если верить доктору Уфимскому, все мы находились в каких-то трех разнесчастных метрах от заложников.
Как такое возможно? Да очень просто! У форта имелись обширные подземелья, расположенные прямо под двумя уцелевшими башнями. В них и томился экипаж «Вавилова»: капитан злополучного сухогруза, старпом, суперкарго, двигателисты, крановщики… В общем, все за исключением сбежавшего доктора Уфимского.
Я в последний раз изучил в прибор ночного видения окрестности и, не обнаружив никакого подозрительного движения, тихонько пиликнул в рацию Гладкому, чтобы начинал.
Ефрейтор как следует размахнулся и обрушил кувалду на деревянную дверь.
С первого же удара она разлетелась в щепу.
Внутрь заскочил дядя Вова, поводя стволом пулемета из стороны в сторону.
Внутри башни было пусто, и старшина маякнул мне, что можно заводить людей.
Быстрой перебежкой я и два стрелка со мной присоединились к дяде Вове. Остальные бойцы отделения остались снаружи под началом своего командира Ачасоева, как и было предусмотрено нашим планом.