Не такой, конечно, город, как Москва или Севастополь. Но тоже вполне себе… Что-то вроде Адена, в который мы две недели назад на «Ретивом» заходили припасы пополнить.
Описываю и для вас, чтоб вы поняли мои чувства.
Всё пространство между цитаделью и той соленой лагуной, откуда унырнул доктор Уфимский, было заполнено приземистыми глиняными домиками с узкими окнами, забранными деревянными ставнями. На извилистых улочках толкались люди. В залитой солнцем гавани покачивались десятки парусных кораблей и рыбачьих лодок.
– Интересно девки пляшут… – пробормотал дядя Вова.
Я посмотрел себе под ноги. Мы стояли на аккуратно вымощенной желтыми плитами площадке. Перевел взгляд. Стена, которую я помнил выщербленной и изглоданной ветрами, теперь выглядела совсем новой и из-за этого – несокрушимой.
Я поглядел вверх. Башня, из которой мы вышли, больше не была жалким огрызком былого архитектурного величия. Высотой метров под двадцать, она дерзко уносилась в небо и оканчивалась куполом небесно-голубого цвета.
– Посмотри туда… Помнишь холм Ананас? С которого наши снайпера часовых сняли? – оторопело спросил дядя Вова.
– Ну.
– Вон он какой теперь…
Холм, на который указал старшина, изменил форму и стал похож скорее на барабан. Как это? А вот так: с него срезали верхушку и снятый грунт пустили на то, чтобы обсыпать основание холма по периметру, после чего укрепили получившееся при помощи подпорных стен.
На этом холме-барабане возвышался… впечатляющий по своему изяществу и красоте дворец! Мне лично он напомнил увеличенное Ласточкино гнездо, что у нас, в Крыму… Но сходство, конечно, было условным.
– Ты уверен, что это тот самый Ананас? – спросил я, чувствуя, как у меня подкашиваются ноги.
– Ну как – «уверен»… Не на сто процентов. Но где-то на девяносто пять, – ответил дядя Вова.
Тут мой взгляд упал на те деревья, которые запомнились мне ночью. Я еще гадал, что это за сорт такой: то ли абрикос, то ли неведома зверушка…
Тогда, ночью, они были сухими, и в этой их готической, сказочной сухости было нечто такое… запоминающееся.
Так вот, дорогие мои, теперь все три дерева, все три вековых гиганта… цвели! То дерево, что росло посередине, цвело золотыми цветами. То, что справа, – серебряными. А левое – бронзовыми.
И всё. Ни листьев никаких. Ни побегов. Только ветки и цветы. И запах – сладкий, дурманящий, пряный…
– Они что, за ночь расцвели? – спросил дядя Вова.
– Ага. И дворец за ночь построился. Сам.
– Что делать будем?
– Искать консула… Как учили, – сказал я строго. – Хотя для начала я бы пожрал. У меня в животе так пусто, будто мы там неделю без сознания провалялись…
– Двое нас таких, – кивнул дядя Вова мрачно.
К лавкам со съестным нас вывел назойливый аромат говяжьей котлетки, который доносился откуда-то с юго-востока.
На этот-то аромат мы и пошли, как зачарованные.
Лавок была целая улица.
Возле каждой толпился народ, в основном мужчины, хотя попадались и женщины.
Мужчины о чем-то ожесточенно спорили с торговцами. Женщины молча крутили носами. (К слову о женщинах. Я отметил, что одеты они были не как мусульманские тетки, а скорее как индианки: во всё яркое и блестящее, с массой золотых и серебряных украшений, что меня несказанно порадовало, потому что когда женщина вся в черном или вся в белом – это как-то не особенно возбуждает мужской интерес.)
Нам с дядей Вовой не хотелось толкаться локтями, поэтому мы остановили свой выбор на ближайшем прилавке, у которого не было ни одной живой души.
Торговец был седобород, седовлас и одет в парчовый халат, перепоясанный богато расшитым поясом. В каждом ухе гражданина горело по десятку золотых колец. Кольцо было даже в носу!
– Салам алейкум, – сказал я уверенно. – Ду ю спик инглиш?
Не то чтобы я сам особенно уверенно спикал по инглишу. Но опыт общения в зарубежных портах у меня имелся, и я знал, что обычно арабское приветствие плюс пара фраз на инглише надежно наводят мосты общения.
Но с инглишем у торговца было не особенно. Он приветливо улыбнулся, поднялся со своей низенькой табуреточки и принялся нахваливать свой товар – многословно и неутомимо.
– Я ни хрена не понял, – сказал дядя Вова. – Но так по виду можно догадаться, что вот в этих бутылках – гранатовый сок, вот это – булочки с какой-то фруктовой начинкой, а это засахаренные орехи. Кешью, что ли.
– А где же котлеты?
– Котлеты, по-видимому, дальше по ряду. Они, кстати, называются обычно «кюфтэ», ну или «кебаб».
Мы тотчас решили выпить гранатового сока и съесть по булке, пока суд да дело.
Торговец оставался адски приветливым и совершенно не возражал. Но тут встал вопрос с оплатой!
К счастью, у дяди Вовы обнаружилась боевая заначка в десять долларов. Старшина торжественно извлек из нагрудного кармана сложенную вчетверо бумажку и изрек:
– Вот, держи… И имей в виду, что мы рассчитываем на сдачу… Чендж, плиз! – рявкнул дядя Вова на своем деревянном английском.
К нашему вящему удивлению, торговец при виде баксов не выказал никакого энтузиазма. А, напротив, скривился как среда на пятницу.
– Бери-бери, не стесняйся! Да, Америка – большой сатана. Да, вот этот дядя в парике на купюре – сын самого шайтана. Мы это и сами знаем не хуже тебя. Но куда деваться? Мир состоит из противоречий! Мы кокосов не любим, но деньгами ихними пользуемся. И тебе советуем. Потому что куда деваться?
Эта пламенная и исполненная знания жизни во всей ее противоречивости тирада дяди Вовы, однако, не достигла цели.
На лице торговца погасла улыбка. Он нахмурился, сложил руки на груди и поглядел на нас обиженно. Мол, так не пойдет. Не надо мозг компостировать.
– Товарищ хочет наши деньги… Русские, – догадался дядя Вова.
Я нехотя достал из кармана тысячную купюру. «Нехотя» – потому что знаю я их арабский обменный курс. Они тебя и на долларах жухают, а уж на рублях вообще пинцет.
Тот же результат! Только торговец стал еще мрачнее. А булочки запахли еще более призывно!
– Может, он такой дикий потому, что в первый раз видит бумажные деньги и поэтому не хочет их брать? Непривычно ему? – осенило дядю Вову и он принялся обыскивать свои карманы в поисках мелочи.
Аллилуйя! При виде двух пятирублевых монет торговец расцвел, как майская роза. Он вначале прижал металлические кругляшки к сердцу, затем попробовал их на зуб и наконец выдал нам еду и питье.
Мы были так голодны, что уничтожили это все прямо там же, не отходя от лотка.
Я как раз дожевывал булочку, когда вдруг осознал, что…