Россия занимает выгодную переговорную позицию. Москва является самой мощной военной державой в регионе. Она уже пользовалась своим энергетическим сектором в качестве оружия, в первую очередь против Украины, и может сделать это вновь. К тому же экономика стран Средней Азии, будучи намного слабее российской, зависит от заработка трудовых мигрантов, посылающих деньги домой из России.
Как известно, вскоре после вторжения России в Грузию в 2008 году тогдашний президент РФ Дмитрий Медведев заявил: «У России, как и у других стран мира, есть регионы, в которых находятся привилегированные интересы». В ответ на вопрос, имеет ли он в виду под «привилегированными регионами» соседние страны, российский президент ответил: «Разумеется, регионы, граничащие с Россией, но не только их». За пять лет, прошедших с момента этого высказывания, растущая изменчивость евразийской геополитики дала Кремлю возможность восстановить свои экономические, политические и геостратегические ресурсы, утраченные с развалом СССР. Этой тенденции способствовал ряд предпосылок: во-первых, многополярный мир, о котором Москва говорила с середины 1990-х годов, становится реальностью. Во-вторых, эра западного доминирования подходит к концу, а США находятся в состоянии упадка. И наконец, в-третьих, внешняя политика США слишком дорогостоящая, неэффективная и нереалистичная. Как следствие, Кремль больше не рассматривает западную модель политического и экономического развития как образец для подражания и выбирает свой путь. Зарубежные поездки и встречи Владимира Путина являются подтверждением того, что ключевым приоритетом внешней политики России является интеграция стран СНГ в Таможенный и, в будущем, в Евразийский союз.
Стремление Москвы к влиянию, часто приобретающее деспотический оттенок, фундаментально отличается от советского подхода. Во-первых, оно носит преимущественно экономический характер. Судя по всему, Кремль считает политическую интеграцию нереалистичной. Во-вторых, инструменты интеграции, которыми пользуется Москва, должны быть подогнаны под конкретную ситуацию. Кремль, скорее всего, осознает, что интеграция Узбекистана маловероятна, так как за последние два десятилетия у Ташкента сложилось свое видение роли и места Узбекистана в Евразии. Вряд ли Узбекистан захочет стать частью евразийского центра власти, расположенного в Москве (с этим, впрочем, скорее всего, не возникнет проблем у небольших среднеазиатских государств, таких как Киргизия и Таджикистан). Однако в одном нынешний кремлевский проект совпадает со старым советским подходом: он будет успешным только при условии участия Украины.
Несмотря на значительный прогресс, становится очевидно, что усилия Москвы, направленные на установление более тесных связей, имеют свои ограничения. Преждевременная интеграция таких бедных стран, как Киргизия и Таджикистан, потребует огромных вложений российских денег, что отвлечет средства с других участков. Выведение интеграции за границы базового общего экономического пространства — например, с целью привлечения балтийских стран — носит не только нереалистичный, но даже опасный характер. Опросы общественного мнения показывают, что страны, которые могут быть затронуты интеграцией, выступают против вступления в Евразийский союз. В России растут негативные настроения в отношении свободного притока рабочей силы, особенно из Средней Азии. Общественное мнение Украины, включая среду этнических русских, при выборе между членством в продвигаемом Москвой союзе и ЕС все больше склоняется к последнему. Кроме того, и ШОС, и ОДКБ по большому счету неэффективны. По словам одного эксперта, ШОС — это «неразработанный многосторонний механизм», мировая роль которого неясна из-за разногласий его членов относительно задач организации.
Кремлю также с трудом удается продвигать инициативу Таможенного союза. Этот дорогостоящий проект наносит вред российской экономике и отдаляет Россию от остального мира. «Вместо того чтобы попробовать заинтересовать кого-то, Кремль прибегает к угрозам и санкциям». К тому же Евразийский союз в российском понимании лишен той объединяющей идеологической основы, на которой держался СССР (даже российская элита не разделяет идею «евразийства» как возможной интеллектуальной основы союза). Если Евразийский союз когда-нибудь и сформируют, он будет иметь все недостатки сегодняшней России: неуважение к правам человека, избирательное правосудие и необузданную коррупцию (хотя надо отметить, что в некоторых странах, являющихся потенциальными членами союза, эти проблемы носят еще более ярко выраженный характер, чем в России).
Наконец, главным фактором, тормозящим процесс евразийской интеграции под руководством России, является рост влияния Китая. 13 сентября Владимир Путин и генеральный секретарь ЦК Компартии Китая Си Цзиньпин прибыли на саммит ШОС. Незадолго до этого Путин одержал дипломатическую победу в сирийском вопросе. А Цзиньпин, в свою очередь, завершил дипломатическое турне по Средней Азии, в рамках которого посетил с государственными визитами четыре страны и подписал важные экономические соглашения с Туркменистаном, Узбекистаном и Киргизией, чем подчеркнул расширение зоны влияния Китая в этом регионе. Лидеры Китая стараются завоевать расположение своих среднеазиатских партнеров уважительным отношением, благоприятными торговыми и кредитными условиями и политикой невмешательства во внутренние дела.
По мнению политолога Марты Брилл Олкотт, самым привлекательным для лидеров среднеазиатских стран в таком подходе (помимо денег) является то, что, в отличие от России, Китай не связывает своих партнеров политикой ограничения торговли и не пытается негласно влиять на исход политических событий внутри стран. Растущая роль Китая на евразийском пространстве ставит Кремль в трудное положение. Москва хочет извлечь выгоду из экономического могущества Китая, пока китайские лидеры воспринимают Россию как важного союзника на мировой арене. В то же время на фоне проблем с США и НАТО Россия не хочет обострения отношений на Востоке. В любом случае Москва мало что может противопоставить росту влияния Китая. Публично Кремль и глазом не моргнул, пока Си Цзиньпин в преддверии саммита ШОС перелетал из одной среднеазиатской страны в другую, заключая многомиллиардные энергетические сделки с ближайшими соседями России. Однако в глубине души российские лидеры несомненно недовольны не в самую последнюю очередь тем фактом, что влияние партнеров может в конечном итоге помешать планам Кремля стать ведущим игроком в ключевых регионах постсоветского пространства.
2013 г.
Недавно в Кремле прошел первый за почти десять лет российско-японский саммит на высшем уровне. На повестке дня переговоров Владимира Путина и Синдзо Абэ был нерешенный с 1945 года вопрос о том, как положить конец формальной войне между странами. Эта ситуация, как говорится в двустороннем коммюнике, «выглядит ненормальной». Совместное заявление призывает министерства иностранных дел двух стран активизировать усилия по заключению мирного договора и расширить сотрудничество по целому кругу вопросов. Вместе с Абэ в Москву приехали более ста японских бизнесменов; некоторые из них, по сообщениям СМИ, хотели увидеть «дорожную карту» двустороннего сотрудничества в области ресурсов, энергетики, инфраструктуры и высоких технологий. Путин и Абэ также обсудили кризис в Сирии и провокационное поведение Северной Кореи, призвав Пхеньян подчиниться резолюциям ООН. После переговоров Абэ сообщил, что установил с Путиным «доверительные отношения».