А ведь я встречал Глена в заведении «У Грогана». Я пил колу у стойки бара, а он решил, что это «Гиннесс». Наглядно показывало, насколько «своим» он был в одном из рядовых салунов «Адской кухни», не правда ли? Зато он отлично знал, кто владеет заведением, и пытался задавать много лишних вопросов о Мяснике Баллу, пока я не втолковал ему неуместность подобного обращения к нему. Но это не значило, что он не пытался наводить справки у других, мог что-то выяснить и попытаться пустить информацию в ход.
Но при мысли, что Мик убил его, концы с концами у меня не сходились. Здесь отсутствовала привычная логика событий. Глен, собирая данные, всегда держался в глубокой тени, и люди, которых он подставил, даже не догадывались, почему на них вдруг обрушились беды. И уж конечно, он постарался бы ничем не выдать себя человеку с репутацией хладнокровного убийцы. А для Мика, в свою очередь, если бы он узнал, что происходит, легче всего было бы просто спугнуть стукача, предупредив о последствиях.
– И вот здесь я допустил ошибку, – продолжал я. – Вместо того чтобы и дальше обдумывать сложившуюся ситуацию, я отбросил мысли о ней. Мне показалось, что моя работа завершена, поскольку было сделано все для удовлетворения интересов обоих моих клиентов. Деньги Лайзы Хольцман оказались в безопасном месте, а Джорджу Садецки уже ничто не могло помочь. У меня не оказалось ни одной ниточки, которая вела бы к подлинному убийце, и я оставил попытки найти его.
Но что-то не давало мне покоя. Вот почему я столько времени проводил в баре «У Грогана». Каждые два дня я искал возможности провести время с Миком, сидел с ним часами, но никогда не упоминал о том, что грызло меня по-настоящему. А если разобраться, я и сам не понимал, что именно гнетет меня, поскольку сознательно отказывался в это верить.
А потом Николсон Джеймс застрелил Ловчилу Роджера. Я читал о случившемся в газетах, но не придал никакого значения.
– Но однажды ты заговорил об этой истории с Миком.
– Да, у нас зашла речь об убийстве, и всплыла тема Глена Хольцмана. – Не было необходимости объяснять, что подвело нас к этой теме. – И сказанное Миком дало мне ясно понять – ложные тревоги не давали мне мыслить ясно. Я тут же начал вспоминать, как читал недавно нечто очень важное, нечто имевшее огромное значение для всего дела. Сначала никак не мог вспомнить, что именно, но это было лишь вопросом времени.
– Интересно, до чего странно работает человеческий ум.
– Святая истина.
– А предположим, он сделал бы это?
– Мик? – переспросил я.
Она кивнула:
– Представь, он признался тебе, или ты обнаружил неопровержимые доказательства сам. Что тогда?
– Ты хочешь знать, как бы я поступил в таком случае?
– Да.
Мне не пришлось даже задуматься над ответом:
– Я бы пальцем не шевельнул. Дело закрыто, и для меня навсегда закончено.
– И тебя бы не беспокоило, что ему сошло с рук убийство?
– Меня воротит при мысли, сколько убийств уже сошли Мику с рук, – признался я. – Одно он совершил прямо при мне, а о многих запросто рассказывал. Если я сумел проглотить все это, то с чего бы мне устраивать истерику из-за еще одного преступления? Нет, оно бы не встало мне поперек горла.
– Даже если непосредственно касалось тебя?
– Каким боком оно меня касалось бы? Потому что я был поверхностно знаком с жертвой? Потому что позже мне пришлось заняться расследованием? Он ведь не убил бы кого-то мне по-настоящему близкого, и совершил убийство не каким-то особо изуверским способом. Если бы он в самом деле убил Глена, я бы сказал, что у него имелась для этого веская причина.
– Значит, все твои подозрения никак не меняли твоего отношения к нему?
– Нет. Если вдуматься, то никак.
– И не влияли на ваши с ним отношения?
– С чего бы?
– Но сегодня ты пошел с ним к мессе, – сказала она, – чего не делал уже давно.
– Ох уж эти еврейки! – шутливо воскликнул я. – От вас ничего не скроешь.
– Так ответь.
– Да, наверное, ты права, – кивнул я. – Должно быть, я бы по-прежнему не позволял себе участия в этом нашем старом ритуале, пока у меня оставались подозрения. Но как только они развеялись, я почувствовал необходимость хоть как-то отметить столь важное событие.
– А это произошло, когда ты вспомнил о репортаже в газете?
– Я вспомнил, что была какая-то публикация, причем совсем недавно. И я просмотрел старые номера, чтобы найти нужный мне материал. И тогда вернулся к расследованию. Как только Джулия упомянула о сутенере по кличке Зут, мне тут же припомнилась та странная фигура в стильном костюме. Это и был Николсон Джеймс. Я встречался с ним у Дэнни Боя, когда работал над тем делом о похищении. Жены Кенни Хоури. Ты должна помнить ее.
– Конечно.
– А я ведь беседовал потом с Дэнни Боем, но даже он не знал о смертельной вражде между двумя сутенерами. Вот почему мне так повезло, что об этом слышала Джулия. А поскольку удача давно не улыбалась мне, я сразу же ухватил фортуну за хвост.
– Тебе не в чем себя винить, – сказала она. – Боже, мой милый, ты действительно выглядишь до крайности утомленным. Я бы предложила тебе еще кофе, но, кажется, это последнее, что тебе сейчас нужно.
– Вероятно, ты права.
– Я и сама не в лучшей форме, – продолжала она. – Тоже почти не спала прошлой ночью. Слишком много дурных мыслей лезло в голову.
– Понимаю.
– И я испугалась, когда ты позвонил. Заявил, что оставался всю ночь на ногах, но все равно тебе необходимо поговорить со мной. Меня страшило то, что я могла услышать.
– Мне просто хотелось рассказать тебе обо всем, что случилось.
– Только теперь я это знаю.
– И мне претило ложиться спать одному.
– Ты же понимаешь: в этом нет никакой необходимости, – сказала она.
Когда я улегся в постель, мне подумалось, что как бы я ни устал, у меня могут возникнуть проблемы со сном. Но в следующий раз открыл глаза, разбуженный бившими в окно спальни лучами солнца. По квартире разливался аромат свежего кофе.
Я допивал вторую чашку, когда зазвонил телефон. Элейн сняла трубку. Я наблюдал за ней и заметил, как резко изменилось выражение ее лица.
– Секундочку, – сказала она. – Он сейчас подойдет.
Она прикрыла микрофон ладонью:
– Это тебя. Дженис Кин.
– В самом деле?
Она передала мне трубку и медленно вышла из комнаты. Я бы последовал за ней, но меня удерживал на месте телефонный провод.
– Привет! – сказал я.
– Прости меня, Мэттью. Кажется, я выбрала не самый удобный момент, да?
– Ничего страшного.