Когда дверь за посетителем наконец закрылась, Ярославичев встал и, подойдя к окну, потер виски. За окном открывался великолепный вид на седой Кремль. Построенная в те времена, когда люди еще не до конца научились преодолевать каменные стены, и потому не изуродованная бастионами, контрфорсами и иными нагромождениями булыжника, древняя крепость, раскинувшаяся перед его взором в золотых лучах заката, была в этот час как-то особенно… уютна, что ли… Конечно, за долгую жизнь ему доводилось видеть гораздо более величественные крепости и города, но нигде он не чувствовал себя дома, а вот в Кремле…
На столе затилинькал спикерфон. Ярославичев удивленно качнул головой. Вроде как на сегодня все дела закончены…
— Да, Миша?
— Ваше Величество, Соболянин на связи.
Ярославичев нахмурился. Человек, ныне носящий имя Вадим Соболянин, был самым талантливым финансистом из всех, кого Его Величество имел счастье наблюдать за свою долгую жизнь. А имел он счастье наблюдать очень многих, и из тех, чьи имена когда-то были широко известны, не один и не два недостойны были, по его мнению, даже того, чтобы носить за этим человеком его папку. Вадим имел право безотлагательного доступа к нему в любое время, но пользовался этим правом крайне редко…
— Конечно, соединяй.
Через мгновение на большом экране, занимавшем всю правую стену кабинета, возникло лицо Вадима, спустя пару секунд фокусировка видеоканала изменилась и перед глазами Императора возник интерьер кабинета, размерами раза в четыре превышавшего его собственный.
Они обменялись приветственными жестами, и Вадим сразу взял быка за рога:
— Ваше Величество, мне бы хотелось в ближайшее время занять около получаса вашего времени для обсуждения некоторых… деликатных вопросов.
Ярославичев на мгновение задумался:
— Хорошо, я как раз собирался в Университет, там и встретимся.
Вадим кивнул и отключился. Император встал, с хрустом развел руки, слегка помассировал веки и подошел к окну. За окном шел легкий снежок. И ему припомнился точно такой же день много лет назад. Тогда он на три дня застрял в Серпухове. От Серпухова до Москвы было почти двое суток санного пути, но после двух месяцев дороги казалось, что это совсем рядом… и вот такая незадача — зима завьюжила, закрутила, забуранила. Он сидел на печи и злобно щурился, проклиная судьбу и свой неуемный характер, занесший его к черту на кулички, но по его расчетам выходило, что именно эта, затерянная в глухих снежных лесах ветвь славянского этноса в недалеком (разумеется, по его меркам) будущем достигнет наивысшего могущества, каковому развитию событий нужно было тем или иным макаром непременно помешать. Тогда ему это удалось, но… вот ведь ирония судьбы: теперь ему приходится неким образом восстанавливать историческую справедливость, вновь выводя этот этнос на самую вершину…
Спустя полчаса белоснежный вертолет, из-за плавно-стремительных очертаний чем-то напоминавший дельфина, заложил крутой вираж над темно-голубыми скалами зданий Терранского университета, льдисто блестевшими среди огромного, в двадцать квадратных километров, парка и опустился на лужайке у комплекса Терранского дворца. Дворец, похожий на вздыбленные крылья, еще строился, поэтому на левом крыле ярко поблескивали синеватыми всполохами сварочные автоматы. Правое же крыло, в котором располагались личные покои Императора, было уже закончено.
Мажордом Сулейман Степанишников, терранец, выпускник-9 инженерно-математического факультета, стоял шагах в десяти от садившейся машины, придерживая рукой рвущуюся с головы белоснежную шляпу. Сулейман был детищем двух рас. Его мать в свое время приехала в Россию из Зимбабве учиться в Университете дружбы народов, а отец грыз гранит науки поблизости в Московском геологоразведочном. Не сказать чтобы молодые студенты так уж сильно жаждали зачать дитя, да и любви особой между девушкой из жаркой Африки и парнем из Северодвинска не было, скорее обоим было по приколу покувыркаться в постели с экзотическим партнером, но случилось то, что случилось. Папа исчез с горизонта сразу же, как только обнаружилась беременность, ну а мама, родив сына и дав ему имя и фамилию, последовала советам уже не раз «залетавших» землячек, которые были в восторге от российского законодательства, позволяющего отказаться от ребенка и передать его на попечение государству, написала «отказную» и навсегда покинула сначала роддом, а затем и вообще пределы страны. Сулеймана «вербовщики» Терранского университета отыскали в одном из детских домов Челябинской области. Их сильно заинтересовал слух о чернокожем пацане, который держит в ежовых рукавицах суровую детдомовскую вольницу одного из самых сложных по контингенту сиротских домов. Слух оказался правдой, и Терранский университет получил нового абитуриента…
— Как дела, Сулейман?
Тот склонил голову в неглубоком церемониальном поклоне:
— Все в порядке. Ваше Величество, рабочие закончили подготовку к монтажу оборудования в седьмом и одиннадцатом секторах. Георгиевский зал будет готов к концу месяца.
Император кивнул:
— Хорошо, скоро должен подъехать Соболянин, проводишь его в Водный мир. Я приму душ и буду ждать его там.
Сулейман коротко поклонился и исчез.
Вадим появился в Водном мире через два часа. Дверь мягко уехала вверх, и он в восхищении замер на пороге.
— А ты неплохо устроился. — Он обвел взглядом высокий потолок, в толще которого в этот момент величественно проплывал могучий скат, стены, в которых яркими бликами мелькали стайки веселых тропических рыбешек, и сумрачную бездну пола, где едва просматривались в полумраке хищные тела акул. — И какова толщина воды?
Император улыбнулся:
— Рад тебя видеть, Вадим. А что касается воды, то стены и потолок — пятнадцать метров, а пол около двадцати пяти. Ну и как, тебе нравится?
Вадим кивнул:
— Впечатляет. — Он хитро прищурился. — Ты кому-нибудь уже показывал это место? Или я первый?
Ярославичев рассмеялся:
— Почти… ну да ладно, проходи, садись.
Вадим покачал головой и двинулся вперед к легкому столику из благородного бука и двум креслам черного английского дуба, стоящим в самом центре этого великолепия.
— Так вот куда, оказывается, уходят деньги…
Ярославичев снова растянул губы в легкой улыбке и, подождав, пока гость займет понравившееся ему кресло, уселся напротив. Они с минуту молчали, потом Вадим раскрыл тонкую папку и достал из нее два листка.
— Вот, ознакомься.
Ярославичев взял листы, некоторое время с подчеркнутым вниманием скользил по ним глазами и положил на столик. Лицо его ничего не выражало. Под столиком из темноты выплыла огромная морда акулы-молота. Она уставилась на Императора огромными немигающими глазами, словно приценивалась, но, решив как будто, что жертва, несмотря на свои скромные размеры, ей все же не по зубам, извернулась всем телом и ушла на глубину.