— Старость — не радость, — пожаловался он, ступив на твердую почву, и без всякого перехода восхитился: — Какой воздух, какой пейзаж! Какие цветы! Когда уйду на покой, лет через двадцать, непременно прилечу к вам жить. Найдется у вас тут немножко землицы для престарелого профессора?
— Да вон, полная долина, — добродушно махнул рукой Никодим. — Приезжайте и живите где хотите. Или в Озерках, с людьми, если есть желание. С домом поможем, с семенным фондом тоже. Оружие дадим. Своих не обижаем. А с таким соседом, как Родим Афанасьевич, вообще ничего не страшно.
Хуторянин хранил спокойное молчание. Как видно, он был не из говорунов.
— Спасибо, молодой человек! — Профессор благодарно улыбнулся, а потом хитро прищурился и, развернувшись к хозяину хутора, спросил, глядя на собеседника поверх пенсне: — Так вы, значит, и есть тот самый знаменитый охотник?
Тот пожал плечами.
— Не охотник я. Хуторянин.
— Ну да, — прогудел Никодим, — хуторянин… А кто каждый год по осени привозит на сборный пункт потребкооператива под полсотни шкур росомах? Это ж не каждая охотничья артель столько за сезон скрадывает…
— Ну и что? — пожал плечами Родим. — Артельным-то по лесам за росомахами приходится гонять, сторожить, а ко мне они сами приходят. Места-то глухие. Их тут — как мошкары…
— Вот-вот, — закивал головой пассажир, — это очень хорошо, очень… Кстати, позвольте представиться — Вельяминов, Федор Степанович.
— Родим, — откликнулся хуторянин. — Пестрецов.
— Крайне приятно. — Гость покосился на ствол «баринова», торчавший у правого бедра собеседника: — Серьезная вещь, однако! Армейский вариант, если не ошибаюсь? Чем же, позвольте спросить, вызваны столь строгие меры предосторожности с вашей стороны? Никодим еще в воздухе запугал меня, что вы запросто можете сбить нас при посадке. Неужели мы похожи на бандитов?
Хозяин лениво пожал плечами.
— Кто ж вас разберет? Глидер вроде знакомый, да откуда я знаю, кто на нем летит? На брюхе у него не написано.
— Я же говорил, профессор, — встрял Никодим, — озоруют тут у нас всякие придурки. В прошлом месяце вон одни уроды семью Исуповых в заложники захватили. С хутора Пашкин Лес. И на их же глидере полетели к лагерю старательской артели Кузьмы Оглобли. Думали врасплох застать. Только когда вывалились из глидера, получили в упор залп из старательских «бариновых». А потом еще один. И пожалте бриться. Те, кто выжил в перестрелке, потом очень удивлялись, как так получилось и почему налет не удался.
— А с семьей что? — обеспокоенно вскинулся профессор.
— Так с ними только двое охранников осталось. Вон Родим Афанасьевич с парой наших, что недавно из армии вернулись, баловников и скрутили.
— И вы, значит, тоже в армии служили? — профессор окинул уважительным взглядом крепкую фигуру хуторянина.
Тот молча пожал плечами, будто не поняв вопроса, а Никодим даже удивился:
— А кто не служил-то? Самое мужицкое дело — императору служить и родину от супостата оберегать.
Профессор вздохнул:
— Ну, в столице не все так думают, особенно из молодежи…
От такого заявления Никодим даже глаза вытаращил. Это как же так — в армии не служить и продолжать мужиком считаться?! Да где ж это видано?.. Впрочем, кто их, столичных, разберет. Он когда учился, слыхивал, что есть мужики, которые с другими мужиками заместо женщин живут. Такие, ясно дело, и служить не пойдут, потому что не женское это дело, так что все возможно…
— Но кому же это могло прийти в голову напасть на подданных русского императора? — снова вернулся к теме озорников профессор. — Все ведь знают, что у Александра Михайловича с мародерами разговор короткий.
Хозяин хутора вновь молча пожал плечами. Никодим пояснил:
— Я же и говорю — придурки. Потому как думали, видно, что медвежий угол у нас тут, никто и не узнает, кто созоровал, а ежели и узнает, то где мы, а где император — Александру Михалычу, мол, и делов-то нет до того, что происходит на окраинных планетах державы… Ну и вот. Те, что выжили после нападения, числом немного, трудятся сейчас в поте лица на рудниках Его Императорского Величия. Лет через шесть, глядишь, выйдут высочайшим указом на поселение, ума-разума набравшись… Ну, пес с ними.
Все согласно покивали, а затем Вельяминов, осторожно сняв пенсне-коммуникатор и начав протирать его белоснежным шелковым платочком, обратился к хозяину хутора:
— Однако я до сих пор не поведал, по какой причине прибыл. Видите ли, уважаемый Родим Афанасьевич, дело в том, что я ученый. Ксенобиолог. Пишу научную работу по эндемичным видам местной фауны. Про божьих коровок ваших, про листвяников, про костоеда. И, в частности, очень интересуюсь повадками и ареалом обитания полосатой росомахи. Крайне любопытный хищник, смею вас заверить! Аналогов ему в изученной части галактики просто нет. На планете я уже почти неделю, все пытался увязаться с охотниками, но они брать меня с собой опасаются, потому что, дескать, я человек пожилой, мало ли что со мной в лесу приключиться может. А вы, Родим Афанасьевич, человек в местной общине уважаемый и охотник знатный. Вот мы и решили с окружным старостой, что вы способны мне помочь, ибо наверняка досконально изучили все повадки сей зверюги. Не окажете ли вы любезность поведать мне все, что знаете о полосатой росомахе? В каких местах предпочитает рыть норы, чем охотнее всего питается, как охотится…
— Родим Афанасьевич, — произнес Никодим умоляющим тоном, — не откажи, соседушка. Обчество очень просит тебя сподмогнуть уважаемому господину профессору. А то прямо нехорошо получается. Человек со столицы летел, понимаешь, через все пиратские территории, через пояс Лагранжа, головой рисковал ради торжества российской науки, а его никто из наших не привечает. Прямо скажем, стыдоба. Приюти человека, а? Расскажешь ему, что знаешь, про андичменный вид местной фауны.
Хуторянин окинул взглядом профессора и Никодима, глядевшего на него с крайне просительным видом, и неожиданно улыбнулся.
— А и хорошо.
— Отлично! — обрадовался профессор. — Спасибо вам огромное, уважаемый Родим Афанасьевич! Никодим, друг мой, выгружайте скорее багаж, пока хозяин не передумал.
Подхватив свой информаторий, он уверенно двинулся к жилищу хуторянина. Хмыкнув в бороду, Никодим переглянулся с хозяином и потешно сморщился. Столица, мол, без няньки никак…
Никодим быстро выгрузил из глидера пожитки профессора, отказался остаться на ужин, сославшись на вечернюю дойку коровок и кучу других повседневных забот, и улетел. Проводив катер соседа взглядом и махнув ему вслед рукой, Родим взялся споро носить вещи Вельяминова в дом, как тот ни пытался таскать чемоданы самостоятельно. В итоге профессору удалось сделать только две ходки, перенеся загадочный информаторий и небольшой дорожный несессер с медикаментами. Когда он в очередной раз вернулся на пастбище за домом, вещей там уже не осталось.