– Вот как?
Фэншоу улыбнулся. У него была восхитительная и даже ослепительная улыбка, хотя сейчас в ней проглядывалась частичка злорадства.
– Уважаемый инспектор, – произнес он, – это то, что вы хотели узнать, не так ли? Не представляю, чем еще могу помочь вам.
Маллет скрестил руки и положил их перед собой на стол. Возвышаясь над фигурой, откинувшейся назад в низком кресле, он выглядел удивительно впечатляюще, и, когда заговорил, его голос прозвучал на редкость настойчиво и звонко.
– Давайте не будем ходить вокруг да около, – сказал он. – Я буду предельно откровенен с вами и хочу, чтобы вы проявили откровенность со мной. Из всех живущих на свете людей вы имеете самые веские основания ненавидеть Баллантайна. Во время вынесения вам приговора вы публично угрожали его жизни. На следующий день после вашего освобождения он был убит. В то же время вы жалуетесь, что полиция наблюдает за вами, и отказываетесь нам открыться.
– Позвольте заметить, инспектор, – холодно отозвался посетитель, сидящий в кресле, – что это первая возможность «открыться вам», как вы изволили сказать.
Маллет почувствовал, что его впечатляющее положение не дает желаемого эффекта.
– Я не могу допрашивать всех сразу, – пробормотал он.
– Совершенно верно, хотя, несомненно, у вас есть способные помощники. Сейчас, будучи здесь исключительно по своей доброй воле, могу ли я предположить, что, если отвечу на ваши вопросы, детективов снимут с наблюдения?
– Я ничего вам не обещаю, – ответил Маллет. – Это зависит от того, насколько вы оправдаете наши ожидания. Полагаю, для невиновного человека естественно желание оказать содействие полиции.
– Если под содействием полиции вы имеете в виду помощь в аресте человека, убившего Баллантайна, – снова та же странная гримаса на лице, – то я не стану помогать вам. Он сделал полезное дело, которое я сам был бы рад сделать.
Инспектор решил зайти с другой стороны.
– Тогда в ваших интересах убедить нас, что вы к этому не причастны, – произнес он.
Фэншоу громко рассмеялся.
– Если на то пошло, спрашивайте! – воскликнул он. – Что вы хотите знать?
– Начнем сначала, – сказал Маллет. – Зачем вы пошли к Баллантайну в пятницу утром?
– Затем, что он разорил меня, и не только меня, а многих людей, доверявших мне. Мой банк рухнул из-за того, что мы поддержали его и его махинации. Баллантайн вовремя вышел из игры и очень ловко, а я остался, как говорится, за все отдуваться.
– И вы пришли к нему в надежде получить компенсацию?
– Если можно так сказать, да.
– Очень хорошо. Теперь о ваших передвижениях в течение дня.
– Ну, какие могут быть передвижения у только что освободившегося узника в Лондоне, где нет ни друзей, ни перспектив. Главным образом я ездил на верхней площадке автобусов. Весь день бесцельно колесил по городу, просто наслаждаясь ощущением, что снова сам себе хозяин, и отмечая изменения, случившиеся за время моего отсутствия. И вы не представляете, как изменился Лондон за последние четыре года, инспектор. Об этом можно было бы написать книгу.
– А потом?
– Потом я вернулся домой пить чай.
– Что вы имеете в виду, говоря «домой»?
Фэншоу поморщился.
– Это весьма условно, инспектор, – пробурчал он. – Да, вы правы, конечно. У меня сейчас нет дома. Я имел в виду квартиру моей сестры.
– В Дейлсфорд-Корт-Мэншнз?
– Да. Я знаю, что вы собираетесь сказать. В пределах двухсот метров от Дейлсфорд-Гарденс. Странно, не так ли? – Он улыбнулся, словно оттого, что это совпадение его повеселило.
– А потом?
– Потом я собрал вещи и уехал за границу.
– В тот же день?
– Конечно. Точнее, в тот же вечер. На пароходе из Ньюхейвена в Париж. Там живет моя дочь.
Маллет совершенно спокойно выслушал эту информацию, а Франт, едва сдерживая себя, со свистом выдохнул. Фэншоу повернул голову и посмотрел на него, подняв брови, но ничего не сказал.
Инспектор вновь привлек его внимание, спокойно спросив:
– Каким классом вы путешествовали?
– В Сити я купил билет в третий класс в оба конца, прежде чем отправиться… к человеку, о котором мы говорили, – последовал ответ. – Комфорта там никакого, но нищим привередничать не приходится.
– Не отметили ли вы кого-нибудь конкретно из путешествовавших в первом классе?
Фэншоу резко выпрямился.
– Послушайте, – сказал он несвойственным ему жестким тоном, – я уже говорил вам, что меня не интересуют задачи, стоящие перед правосудием, если они призваны покарать за убийство… Баллантайна. – Он с лютой ненавистью процедил сквозь зубы это имя. – Если бы я мог чем-то помочь в розыске джентльмена, называвшего себя Колином Джеймсом, то не стал бы этого делать. Если бы имел возможность пожать ему руку за содеянное, то воспользовался бы ею.
Настала очередь Маллета проявить спокойствие.
– Очень хорошо, – невозмутимо произнес он. – Если это ваша позиция, я не буду настаивать. Полагаю, вы можете сказать мне, где именно купили билет.
– Конечно. У Роусона в Корнхилле. Там меня знают.
– Благодарю вас. А в Париже, как я понимаю, вы останавливались у своей дочери?
– Да. Она живет в Пасси. – Фэншоу назвал адрес.
– Вы отправились туда сразу же по прибытии в Париж?
– Нет, конечно. В Париж прибывают ни свет ни заря, и в столь ранний час невозможно явиться к кому-нибудь, когда тебя не ждут. Остаток ночи я провел в отеле недалеко от вокзала – отвратительное место, но это лучшее, что я мог себе позволить. Забыл, как он называется.
– Случайно не отель «Дю Плесси»?
– Точно нет. Никогда не слышал такого названия.
Маллет полминуты хранил молчание. Потом произнес:
– И это все, что вы намерены сказать нам, мистер Фэншоу?
– Это все, что я могу сказать вам, инспектор Маллет.
– Тогда всего доброго.
– Всего доброго. А детективы будут отозваны?
– Ничего не могу обещать.
После ухода бывшего банкира в комнате на некоторое время воцарилась тишина. Стенографист собрал свои записи и удалился расшифровывать стенографию допроса. Маллет сидел, уставившись в блокнот на рабочем столе, машинально дергая себя за усы, в глубоком раздумье. Наконец он обратился к Франту:
– Ну, так что вы о нем скажете?
– Как видно, очень честолюбивый человек, – ответил сержант.
– Честолюбивый? Хм, да, и даже гораздо более того. Но вы правы, Франт. Он в самом деле очень тщеславен. Ясно, что тюремная жизнь ущемила его тщеславие больше, чем что-либо еще. Вам не приходило в голову, Франт, что все убийцы исключительно тщеславны? А как иначе, если кто-то полагает, что его личные интересы и условия важны настолько, чтобы оправдать убийство человека.