Рэтбоун откинулся в кресле. Мысли его путались. Во всей этой истории чувствовалась некая недосказанность, для полноты картины явно не хватало чего-то весьма существенного…
– Смысла в этом действительно маловато, – проговорил он и взглянул на мисс Лэттерли, пытаясь понять, о чем она думает. Судя по выражению лица, ее мучили те же самые сомнения. Женщина явно не утратила интереса к делу, хотя виновность Александры казалась ей теперь неоспоримым фактом.
– Есть ли у вас какая-нибудь идея об истинном мотиве преступления? – спросил Оливер Уильяма, гадая, не заготовил ли тот еще какой-нибудь сюрприз. Но взгляд детектива был абсолютно искренним.
– Я думал об этом, – сказал Монк. – Никаких доказательств того, что генерал дурно обращался с женой, нет…
Он взглянул на мисс Лэттерли. Рэтбоун – тоже.
– Эстер! – обратился сыщик к женщине. – Представьте себя на месте Александры. По какой причине вы могли бы убить такого человека?
– По нескольким, – она улыбнулась и тут же прикусила губу, раздосадованная, что собеседники могли предположить в ней такие наклонности.
Оливер довольно усмехнулся.
– Ну, например? – спросил он.
– Во-первых, из-за любви к другому.
– А во‑вторых?
– Возможно, если бы он полюбил другую? – Эстер с сомнением приподняла брови. – По правде говоря, нет – я отпустила бы его на все четыре стороны. Кажется, он был таким… ограниченным. Но если предположить, что я не могу вынести позора, забочусь о мнении своих друзей или своих врагов, боюсь насмешек со стороны, а тут еще ненависть к удачливой сопернице…
– Но он не состоял в связи с Луизой, – заметил Уильям. – Или вы имеете в виду не ее, а совсем другую женщину? Да, вот об этом мы и не подумали… Но почему тогда убийство произошло именно в тот вечер?
Мисс Лэттерли пожала плечами:
– А почему бы и нет? Может, он съязвил по этому поводу. Может, признался жене во всем именно в тот день. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, о чем они говорили наедине.
– А другие варианты у вас есть? – продолжал допытываться сыщик.
Вошел дворецкий и спросил, не нужно ли еще чего-нибудь. Рэтбоун задал тот же вопрос гостям и, получив отрицательный ответ, поблагодарил слугу и пожелал ему спокойной ночи.
Эстер вздохнула.
– Деньги? – предположила она, когда дверь за дворецким закрылась. – Может быть, миссис Карлайон задолжала или проигралась, а муж отказался уплатить ее долги. Может, кредиторы пригрозили ей публичным скандалом. Странно только… – Женщина замолчала и, нахмурившись поглядела на одного, а потом на другого своего собеседника. Где-то неподалеку лаял пес. За окнами было уже совсем темно. – Странно, почему Александра сказала, что сделала это из ревности к Луизе. Ревность – отвратительное чувство и не может ничем быть оправдано, разве не так? – Она снова повернулась к хозяину дома. – Закон усмотрит в этом смягчающее обстоятельство?
– Ни в коем случае, – угрюмо ответил тот. – Если ее сочтут виновной, то повесят – у судей тут даже сомнений не возникнет.
– Тогда что же мы сможем сделать? – У мисс Лэттерли было растерянное лицо, и Рэтбоун поразился, увидев в ее глазах ужас и щемящую жалость. И он, и Монк встречались с Александрой, говорили с ней, но для Эстер это было всего лишь имя, не больше.
– Что нам делать? – настойчиво повторила она.
– Не знаю, – ответил адвокат. – Если она не скажет нам всей правды, я не знаю, что мы можем для нее сделать.
– Так спросите ее! – настойчиво потребовала мисс Лэттерли. – Идите к ней, расскажите все, что вы уже узнали, заставьте признаться. У нее должны быть… – голос женщины сорвался, – …смягчающие обстоятельства.
– Ни в одном из ваших сегодняшних предположений их нет, – заметил Уильям. – В любом из описанных вами вариантов ее бы повесили.
– И что вы хотите? Прекратить борьбу? – огрызнулась Эстер.
– Мало ли чего я хочу! – фыркнул в ответ Монк. – Если я вмешиваюсь в чужие дела, то, поверьте, не из праздного любопытства.
– Я еще раз поговорю с ней, – объявил Оливер. – Спрошу ее, во всяком случае…
Когда он вошел в камеру, Александра вскинула голову. На секунду лицо ее озарилось надеждой, но лишь на секунду. Тут же вернулся страх.
– Мистер Рэтбоун? – Она с трудом сглотнула, словно что-то стискивало ей горло. – Что это значит?
Дверь закрылась, лязгнул засов – и наступила тишина. Юристу очень хотелось вести себя с ней мягко и вежливо, но времени на галантность не было.
– Буду с вами откровенен, миссис Карлайон, – начал он, глядя в ее голубые глаза. – Прежде я полагал, что вы взяли вину на себя, чтобы защитить свою дочь. Мистер Монк неопровержимо доказал, что вы сказали правду, сознавшись в убийстве мужа. Однако это случилось не потому, что он состоял в связи с Луизой Фэрнивел. Между ними ничего не было, и вы это знали.
Побледнев, Александра взглянула на адвоката. Рэтбоун чувствовал, что нанес ей болезненный удар, но она и не вздрогнула. Это была удивительная женщина, и он вновь ощутил, что просто обязан докопаться до истины. Почему, во имя всего святого, она пошла на такую бесполезную самоубийственную жестокость? Неужели воображала, что сможет остаться безнаказанной?
– Почему вы убили его, миссис Карлайон? – настойчиво спросил Оливер, наклонившись к ней. Снаружи шел дождь, камера погрузилась в полутьму, а воздух в ней пропитался влагой.
Заключенная не отвела глаз – она закрыла их, чтобы не видеть лица посетителя.
– Я вам уже сказала! – воскликнула она. – Я приревновала его к Луизе!
– Неправда!
– Правда!
– Вас повесят, – медленно проговорил Рэтбоун. Он видел, как женщина вздрогнула, но глаз она так и не открыла. – Если только мы не выясним настоящий мотив преступления, вас повесят, миссис Карлайон. Ради бога, скажите мне, почему вы это сделали.
Голос его стал тихим, умоляющим. Как пробиться сквозь ее броню? Удастся ли объяснить ей, какой ужас ждет ее? Оливеру захотелось схватить узницу за руки, встряхнуть, привести в чувство. Но это явилось бы таким вопиющим нарушением этикета, что дальнейший разговор с ней стал бы просто невозможен.
– Почему вы убили его? – в отчаянии твердил он. – Что бы вы ни сказали, хуже вы себе уже не сделаете.
– Я убила его потому, что он был в связи с Луизой, – безразлично повторила Александра. – Во всяком случае, я так думала.
И ни звука больше. Она отказалась что-либо добавить, равно как и взять хоть слово из своих показаний обратно.
С неохотой признав полное поражение, адвокат покинул камеру. Александра Карлайон осталась сидеть на койке – неподвижная, с пепельно-бледным лицом.
Дождь перешел в ливень, канавы наполнились водой, и прохожие, подняв воротники, спешили укрыться от водяных струй. Рэтбоун миновал мальчишку-газетчика, выкрикивающего последние новости. Что-то о недавнем финансовом скандале. Мальчишка с удовольствием бросал слова в лица идущим мимо людям: