Book.

– И что нам теперь делать? – спросил Расмус, рассказав Оскару про все свои приключения.

Оскар тряхнул головой и задумался.

– «Хорошо началась неделя! – сказал тот, кого должны были повесить в понедельник». Я просто ума не приложу, как нам быть.

До чего же много зла в мире. Они удалились от него, предпочитая одиночество. Расположились на пригорке в укромном сосняке неподалёку от городка, чтобы спокойно обдумать, что делать дальше.

Расмус лёг на спину в нагретую солнцем песчаную ямку и уставился на белые облака и медленно раскачивающиеся над его головой верхушки сосен. Он подумал о несчастной фру Хедберг, и по спине у него побежали мурашки. Может, она сейчас умирает, а с ней нет никого, кроме негодной служанки. А эти «двое в масках» смылись неизвестно куда, утащив её ожерелье.

– Давай пойдём к ленсману, – предложил он.

Оскар скорчил гримасу.

– Тогда он уж точно засадит меня в кутузку. Он решит, что я замешан в краже и на заводе в Сандё, и в доме тётушки Хедберг.

– Ну а если ты скажешь, что ни в чём не виноват?

– Ах-ах-ах! Ты думаешь, стоит мне сказать, что я невиновен, как он раскланяется со мной и позволит уйти? Как бы не так! Ты не знаешь, каково быть бродягой. Нет, к ленсману я не пойду. – Он почесал в затылке. – Но можно написать ему. Ты хорошо умеешь писать?

– По крайней мере, не так уж плохо, – ответил Расмус.

– Тогда накалякай несколько строчек. Я писать не мастер.

Оскар выудил из кармана жилета огрызок карандаша, вырвал из записной книжки, в которой у него были записаны песни, листок бумаги. Бумажка была неважнецкая – можно было подумать, что она побывала под дождём. Но писать на ней всё-таки было можно. И Расмус под диктовку Оскара написал:

Они встали с тёплого песка и отправились назад в городишко. Расмус снова прокрался за кустами бирючины к открытому окну конторы ленсмана и бросил камешек, завёрнутый в записку. Камешек стукнулся об пол, а Расмус побежал назад, к Оскару, ожидавшему его за углом.

Они сделали всё, что могли, для фру Хедберг, теперь нужно было подумать о себе самих.

– А через какое время человек умирает от голода? – спросил он.

Ему казалось, что дело идёт к тому. Близился вечер, а они за весь этот несчастный день съели утром лишь по бутерброду и по конфетке.

– Придётся затянуть «Невесту льва», если хотим раздобыть еду, – сказал Оскар. – Не то чтобы я чувствовал себя певчей птичкой, но ничего не поделаешь, приходится петь.

И «Невеста льва» в самом деле была незаменима, когда наступало время раздобыть денег на еду. Несколько часов они ходили по дворам, пели и играли. Расмус даже позабыл про злых людей и про свой голод, глядя с восторгом на пяти– и двухэровые монетки, сыпавшиеся дождём в его шапку. Людям очень нравились песни Оскара. Они охотно платили монетку-другую за удовольствие послушать о том, как лев разрывал женщин на части, про коварного изменника Альфреда, про несчастных, застреленных из револьвера и плавающих в крови. «Случаются печальные истории», – пел Оскар. Но чем печальнее были истории, тем довольнее, по-видимому, были люди.

Они ходили от двора к двору, и при первых звуках гармошки работницы прекращали мыть в кухне посуду. Они высовывались в окна, подмигивали Оскару и с охотой давали ему по пять эре, может, ещё и потому, что светило солнце, потому что вечером каждая из них собиралась встретиться со своим верным Альфредом. Даже богатые хозяйки глядели на него из-за занавесок гостиной, смеялись, подпевали ему и посылали своих детей во двор с мелочью, завёрнутой в обрывки газеты.

Расмус собирал деньги, сам не свой от радости. Как здорово быть бродячим музыкантом.

– Я тоже буду ходить по дворам с гармошкой, когда вырасту, – сказал после Оскару Расмус.

– Вот как! Так тебе нравится петь?

– Нет, но мне очень нравятся деньги, – откровенно сказал Расмус. – Ведь в приюте я был беден, как церковная крыса.

– Но не собирать же тебе из-за этого всю жизнь пятиэровые монетки! Есть ведь и другая работа, за которую платят больше.

Расмус запихал очередной урожай монет в карман Оскару.

– А мне больше всего нравятся пятиэровые, ясно тебе?

По его лицу пробежала тень. Собственно говоря, ему вовсе не хотелось думать о том, что он станет делать, когда вырастет. Ведь тогда ему придётся думать и о том, что будет до этого. Что будет, когда он не сможет больше бродяжничать с Оскаром. Что станет с ним, если не найдётся никого, кто захотел бы взять его к себе в дом?

Он решил не задумываться над этим, будь что будет. Надо радоваться, если сегодняшний день подарил тебе что-то хорошее.

– Ну, раз тебе нравятся пятиэровики, возьми себе две штуки, – сказал Оскар и сунул мальчику в руку две монетки.

Расмус покраснел от удовольствия. Он взял Оскара за руку и поклонился так, как его учили благодарить, если тебе что-нибудь дадут. Долгое время он молчал как рыба, но под конец неуклюже похлопал Оскара по рукаву и сказал:

– Знаешь, Оскар, ты самый добрый бродяга на свете.

Ему так редко что-нибудь дарили. Каждый подарок был для него целым событием. Ведь если тебе что-то дарят, значит, кто-то тебя любит. Расмус считал, что два пятиэровика – доказательство того, что Оскар любит его. Расмус шёл, то и дело сжимая монетки у себя в кармане, и чувствовал себя богатым.

– Да я такой же, как все бродяги, – ответил Оскар. – Когда добрый, а когда злой. Пойдём-ка лучше в лавку к Хультману да купим чего-нибудь поесть!

При мысли о еде в глазах у Расмуса потемнело. А когда они вошли в лавку Хультмана, у него буквально подогнулись коленки. Запах здесь стоял божественный. На прилавке лежали горы красных и коричневых колбас, великолепный жирный студень красовался рядом с ветчиной, копчённой на можжевеловых ветках, печёночным паштетом и сырами разных сортов. А ещё там была полка, уставленная коробками с конфетами, банками карамелек и плитками шоколада. А хозяином всех этих богатств был приветливый торговец. Как только зазвонил дверной колокольчик, он бросился к ним со всех ног, готовый предложить им всё, что они пожелают. У него были маленькие толстые руки с чёрным кантом под ногтями. Но как проворно он умел нарезать ломтики этой великолепной розовой ветчины и круги колбасы, и как быстро он шмякнул на прилавок кусок масла и сыра, а также табак для Оскара, не переставая любезно разговаривать с ними. Приятно покупать в лавке такого продавца, решил Расмус.

– Видно, лето уже кончилось, – сказал продавец, подавая Оскару табак. Потом он повернулся к Расмусу и сказал кое-что ещё более приятное: – Как насчёт того, чтобы съесть небольшую плиточку шоколада?