– Да уж, ясное дело, жаль бродяг. Ведь им приходится всю жизнь мотаться по дорогам, – сочувственно сказала она. – И на небо-то они не попадут.
– Ну, уж это, Крошка Сара, ты загнула! – возмутился Оскар. – Ты думаешь, что попадёшь на небо только за то, что всю жизнь просидела у плиты? Смотри, как бы не просчитаться!
Старушка сунула в беззубый рот кусочек сахара и многозначительно покачала головой.
– Поживём – увидим, – ответила она. – Поживём – увидим!
Расмус пошевелился, ему хотелось, чтобы Оскар заметил, что он проснулся. Но маленькая старушка первая это заметила.
– Тебе, верно, тоже охота выпить кофейку? – спросила она, глядя на него добрыми, наивными глазами. – Кофе да хлебушка. Тебе ещё надо съесть много караваев, прежде чем вырастешь.
Оскар засмеялся.
– Знаешь ли ты, что этот паренёк настоящий герой? – сказал он, кивнув в сторону Расмуса. – Всем героям герой, вот что я тебе скажу. Но хлебца ему уж точно надо поесть.
Тут Расмус вспомнил. Он вспомнил эту ночь, когда ему пришлось, хочешь не хочешь, стать героем. У него до сих пор болело всё тело.
Но как он попал к Крошке Саре, Расмус не помнил. Он только смутно помнил, как Оскар нёс его на руках, а над ними с криками махали крыльями чайки.
Расмус оглядел комнату, где куры расхаживали с таким видом, точно это был их курятник. Комната была бедная, убогая, грязная. Но до чего же славно было здесь очутиться. На огне уютно кипел трёхногий кофейник, рядом сидел Оскар и спокойно посмеивался.
Крошка Сара налила Расмусу кофе в синюю чашку с отбитой ручкой. Потом она взяла хлебный нож и отрезала ему здоровенный ломоть ржаного хлеба.
– Масло получишь в другой раз, – сказала она, – сегодня у меня его нет.
Расмус взял хлеб. Он был липкий, с тёмной непропечённой полоской. Но Расмусу нравился непропечённый хлеб, он обмакнул его в кофе и стал есть. Было ужасно вкусно.
– Крошка Сара добра к бродягам, – продолжал Оскар. – Она уж точно попадёт на небо.
Крошка Сара кивнула.
– Но сначала пусть сходит к ленсману. Уж ты не откажи, снеси ему письмо поскорее.
Крошка Сара озадаченно почесала затылок. Её голова походила на клубок белой шерсти.
– Однако говорить я с ним не буду, – испуганно сказала она. – Ни словечка ему не скажу. Только подам письмо и уйду. А не то он велит мне переселяться в богадельню.
Оскар успокаивающе похлопал её по плечу:
– И не надо ничего говорить. Отдай письмо, и этого довольно. Будем надеяться, что всё тогда уладится.
Крошка Сара никак не могла успокоиться. Она, как ребёнок, боялась неизвестной опасности.
– Ох, как мне неохота идти. Но пастор говорит: «Будьте добры к бедным». А Оскар беден.
Оскар засмеялся, видно, ему нравилось быть бедным.
– Ах-ах-ах, Крошка Сара, будь ко мне добра. Я беден, как церковная мышь.
Крошка Сара горестно потрясла головой:
– Только сперва я должна покормить кур.
– Ах-ах-ах, будь добра и к курам!
Крошка Сара поманила пёстрых куриц и исчезла за дверью.
Оскар поглядел на Расмуса, который сидел на грязной постели, расстеленной на полу, и допивал из кружки последние капли.
– Кофе в постели, не худо! – воскликнул Оскар. – Но сейчас я хочу рассказать тебе, что я сделал, покуда ты тут храпел. Я написал ленсману целый роман.
Он достал из кармана пиджака сплошь исписанную бумажку и протянул её Расмусу.
– Ты хочешь, чтобы я это прочитал? – спросил Расмус.
– Да, сделай милость.
Расмус взял бумажку и стал читать. Писать красиво Оскар, прямо скажем, не умел. Пожалуй, у него получалось ещё хуже, чем у Расмуса.
Расмус свернул бумажку и отдал её Оскару.
– А где ты спрятал деньги? – спросил он.
– В потайном месте. Не спрашивай где. Пусть ты и всем героям герой, но я не хочу впутывать тебя по уши в это дело. Узнаешь в другой раз. Я написал об этом ленсману на другой бумажке, которую вложу в это письмо.
«В другой раз я узнаю это, и хлеб мне маслом намажут тоже в другой раз», – подумал Расмус.
Они лежали на пригорке за домом Крошки Сары и ждали. Оскар не хотел уходить, прежде чем узнает, что ленсман и в самом деле получил письмо. Но Крошка Сара всё не возвращалась. Её не было уже четыре часа, и Оскар начал волноваться.
– Да уж, из этих чокнутых старушонок плохие почтальоны! – сказал он. – Кто знает, что ей придёт в голову!
Но Расмусу нравилось лежать и отдыхать. Он снова поспал. Потом они немножко перекусили. Солнце грело жарко, сосны, защищавшие от ветра домишко Крошки Сары, источали запах смолы, белый кот старушки ласкался к Расмусу, мурлыкая. Всё было прекрасно.
Глядя на кота, Расмус вспомнил свой сон. Ему приснилось, что у него есть кот, только чёрный, такой же, как котёнок фру Хедберг. Он всю жизнь мечтал иметь свою собственную зверюшку, и Гуннар тоже. Они с Гуннаром часто толковали об этом. Но Гуннар говорил, что в приюте детям не разрешалось заводить никаких животных, разве что насекомых в голове. Правда, их тоже заводить не позволялось, фрёкен Хёк тут же являлась с частым гребнем.
Но этой ночью Расмусу приснился маленький чёрный котёнок, его собственный. Он кормил его селёдкой с картошкой. Такую еду кошки едят только во сне. Вспомнив, какой хорошенький был этот котёнок, Расмус рассмеялся.
– Ты чему это смеёшься? – спросил Оскар.
– Мне приснилось во сне, что мой кот на окне…
– «Мне приснилось во сне, что мой кот на окне!» – передразнил его Оскар. – Я гляжу, ты сочиняешь стихи, складно выходит.
– А ты знаешь, что ел мой кот? – спросил Расмус.
– Поди, полёвок.
– Вовсе не полёвок, а селёдку с картошкой. Он был такой хорошенький…
– Котята не едят селёдку с картошкой, – заметил Оскар.
– А мой ел.
Они помолчали немного, глядя на верхушки сосен. Расмус держал на руках кота Крошки Сары.
– «Мне приснилось во сне, что мой кот на окне…» – напел Оскар.
– «…уплетает селёдку с картошкой!..» – подхватил Расмус и весело хихикнул.
Оскар подумал немного и пропел:
Хочешь – верь, хочешь – нет,
Но мой кот на обед
Ест картошку с…
…соседскою кошкой! –
с восторгом крикнул Расмус. – Оскар, да у нас получилась почти что песня.
– Это и есть песня, – ответил Оскар и, достав гармошку, стал подбирать мелодию, которую только что пропел.