Учитель кивнул и направился к высокому окну. Там он постоял, глядя на великую пустыню, расстилавшуюся по ту сторону Черного кольца, потом вдруг резко повернулся и окинул Эсмерею испытующим взглядом. Та подобралась. Неужели наконец…
— Что ж, девочка моя, сегодня ты еще раз доказала, что ты — лучшая из моих учениц. А их на протяжении моей долгой жизни было немало. И теперь пришло время взяться за то, ради чего тебя учили так много лет. Перед тобой будет поставлена новая цель… — Он снял с шеи тонкий шнурок из великолепно выделанной кожи со спины пустынной ящерицы-крама, считавшейся во многих местных племенах воплощением Духа пустыни, с подвешенной к нему крупной геммой и двинулся в глубь чертога.
— Идем.
Они прошли весь чертог, повернули за колонну и вошли в узкий темный коридор. Сердце Эсмереи гулко билось в груди. До сих пор она была лишь в парадных комнатах чертога Ока, и вот наконец ее допустили в святая святых — внутренние покои. Шли они недолго, два поворота коридора — и перед ее взором предстала узкая арка, занавешенная тяжелым пологом. Учитель остановился и осторожно отдернул полог. За пологом обнаружилась обычная двустворчатая дверь, но Учитель не стал ее открывать, а замер на месте, ощупывая внимательным взглядом резной косяк. Увидев, очевидно, то, что искал, он поднес гемму к верхнему правому углу. Раздался гулкий удар, от которого дрогнули стены, что-то заскрежетало. Учитель схватил Эсмерею за руку и, толкнув левую створку, шагнул вперед, таща ее за собой.
— Ни до чего не дотрагивайся, — шепнул он.
Они очутились в небольшом помещении. Учитель с облегчением выдохнул и пробормотал себе под нос:
— А говорили, что вдвоем невозможно…
У Эсмереи екнуло под ложечкой. Она прекрасно представляла себе, чего можно ждать от ловушек, устроенных в недрах Скалы ее искусными строителями. В отличие от высокомерных обитателей Острова, которые почему-то решили, что в кольце Стражей Остров находится в абсолютной безопасности, и потому испытали жестокое разочарование, когда Измененный лишил их и этой уверенности, и самого Острова, строители Скалы не стали полагаться на пустыню и непреодолимость Черного кольца и нашпиговали Скалу огромным количеством смертельных ловушек. По существу, в Скале не было ни одного безопасного коридора, ни одного безопасного чертога, ни одной двери, не таящей в себе какой-нибудь угрозы. Каждый из коренных обитателей Скалы знал о ловушках, находящихся на территории, на которой протекала его жизнь. Ему ничего не стоило пройтись по знакомому коридору, в нужном месте перепрыгнув через плиту, скрывающую под собой стальные челюсти капкана, способного перерубить неосторожному ногу, а в другом пригнуться, чтобы не задеть нить настороженного самострела… Однако стоило ему завернуть за незнакомый угол, и его жизнь могла тут же бесславно кончиться. Поэтому среди живущих в Скале любопытство было совершенно не в чести. Уж слишком мало любопытных выживало в этом месте. — Иди сюда, девочка моя.
Эсмерея очнулась от размышлений и послушно подошла к Учителю. Тот стоял перед высоким треножником, на котором находилось нечто, укрытое толстым пологом, скрадывающим очертания. Учитель взглянул на нее и вдруг резким движением сдернул полог. Перед взором Эсмереи предстал мраморный бюст юной женщины. Тонкая, стройная шея, правильные черты лица, полные, чуть вывернутые чувственные губы и горделивый поворот головы. Несомненно, эта соплячка знала себе цену. Эсмерее достаточно было бросить на нее всего один взгляд, чтобы тут же возненавидеть эту гордячку. Она вскинула подбородок, собираясь тут же дать этой стерве уничижительную характеристику, но что-то во взгляде Хранителя Ока (в этом человеке как-то вдруг совершенно не осталось ничего от ее строгого, иногда даже жестокого, но справедливого Учителя) ее удержало, и она бросила на бюст еще один взгляд. Эти черты явно напоминали ей кого-то очень знакомого. Эсмерея всмотрелась повнимательнее и, еще не веря собственным глазам, повернулась к большому серебряному зеркалу, вделанному в стену рядом с дверью (все зеркала в Скале располагались рядом с дверями).
— О Творец! Я и не знала, что кто-то изваял мое изображение.
Учитель (да, стоящий перед ней человек вновь превратился в ее Учителя) усмехнулся:
— Ты права и не права, девочка моя. Это не твое изображение, но ты на него очень похожа. Настолько, что когда я впервые увидел тебя, тогда еще совсем юную наложницу караван-сарая в оазисе Аль-Эреми, то просто поразился сходству.
Эсмерея чуть поджала губы. Она не любила вспоминать ту часть своей жизни. Эсмерея не знала, кто она и откуда. У нее не сохранилось никаких воспоминаний о родителях и о том месте, где она появилась на свет. Первым, что она осознала, когда начала что-то понимать, был рабский ошейник на детской шее. По-видимому, его надели на нее, когда она была еще совсем маленькой. Она потому и запомнила этот ошейник, что он немилосердно жал ей шею. И кузнец одного из рабских загонов, который расклепал ее ошейник, надставил его и вновь заклепал на ее тощей шейке, показался ей тогда самым добрым человеком на свете. В девять лет ее лишили девственности двое пьяных надсмотрщиков. Несмотря на свой нежный возраст, она выглядела не меньше чем на двенадцать, поэтому оба надсмотрщика сразу обработали ее по полной программе, вкусив своими отростками ее крови не только спереди, но и сзади, да еще и заставив ее облизать эту кровь с тех частей их тел, где они замарались. А когда Эсмерее исполнилось одиннадцать, ее купило племя Аль-Эреми, чтобы она удовлетворяла похоть купцов и погонщиков, которые останавливались со своими караванами в этом оазисе. И (да будет проклят тот оазис!) ей приходилось ерзать на спине с самого рассвета и до последних звезд, чтобы дать удовлетворение всем, кто хотел попробовать необычную в этих местах рабыню с зелеными глазами. Бывало, что к закату, когда караваны трогались в путь, число ее клиентов доходило до пяти десятков. Вечером у нее все болело так, что она не могла даже сидеть, и трубка с тлеющими листьями бегучего кустарника, успокаивающими боль и дающими забытье, выпадала из ее натруженных губ. И когда Эсмерея попала в Орденскую школу, она поклялась себе: что бы ни случилось, этот оазис навсегда остался в прошлом…
Но сейчас ей было не до воспоминаний. Она уставилась на Учителя напряженным взглядом, начиная о чем-то догадываться и еще не веря себе до конца и не желая верить.
Усмешка на лице Учителя стала еще шире.
— Ну же, девочка, попробуй сама догадаться. Подумай, почему до сих пор ты выполняла задания только на востоке от Скалы?
— Я не верю… — прошептала Эсмерея.
— И тем не менее это так, — сказал Учитель. Он снял бюст с треножника, поднес его к плечу Эсмереи и повернул лицом у зеркалу. — Посмотри сама.
Это действительно было одно лицо. Учитель вернул бюст на место.
— Она, так же как и ты, когда-то была женщиной для услады мужчин, в странах Срединного моря их называют гетерами, но ее клиентами были только очень богатые и знатные мужчины. И один из них заказал себе на память ее изображение. Ее дом был одним из самых просторных и роскошных в городе. Ей прислуживало более десятка слуг. А затем она вознеслась на самую вершину, став базиллисой самой могущественной державы Срединного моря и заполучив себе в мужья самого великого из самцов этого мира…