– Санек, Зяма заткнулся!
Я прислушался. Со стороны кладбища больше не доносилось душераздирающих воплей Борьки.
– Или он стал избранным, или… – Думать о том, что Борян «склеил ласты», мне не хотелось.
– Не боись, – успокоил меня Марся, – нашего еврея так просто не угробить!
В подтверждение его слов послышался мат Ильдара:
– …да отойдите вы от меня, олухи! Командир, от гони их! Марся, помоги!
Ильдар тащил на себе Зяму, завернутого в белую простыню. Судя по безвольно свисающим конечностям, Борька был без сознания. Рядом с Ильдаром шли бойцы Коваля, которые предлагали ему помощь и от которых он и отбивался. Подбежавший Марсель отогнал «закатовцев» и взвалил Борьку на себя.
– К нам в палатку его, – скомандовал медик Марсе, – и не отходи от него ни на секунду. Я сейчас передохну и сменю тебя.
– Как оно? – спросил я у Ильдара.
– А ты не слышал?! – устало выдохнул он. – У меня до сих пор в ушах звенит и запах паленой кожи в носу держится.
– Чьей кожи? – не понял я.
– Борькиной. Не моей же!
– Не понял! А ему не зверя «резали»?
– Саня, ему не «резали». Ему выжигали!!! И не зверя, а какие-то молитвы, или как это у них называется, из Торы.
– Чем выжигали?!
– А хрен их знает чем! Короче, Шмулевич, садюга недобитый, разложил Борьку на чьей-то могиле, связал его по рукам и ногам и велел мне вколоть Боряну максимально возможное количество обезболивающего. Ровно столько, чтобы он не помер. Я вколол. Дальше этот, прости господи, еврей дал мне зелья, приготовленного Ягой, и начал бормотать молитвы. Потом достал какие-то куски бумаги. На этих кусках были написаны молитвы. В тарелку, которую он припер с собой, он нацедил крови своей и Борькиной. Потом он макал эти бумажки в кровь и прикладывал к Зяме. Так молитвы, которые были написаны на бумажках, отпечатывались на Борьке. Но не просто отпечатывались. Они выжигались на нем. Как будто Борька из дерева, а кто-то выжигателем обводит заранее нанесенный эскиз.
– Как это? – ошарашенно спросил я.
– Так это, – передразнил Ильдар. – Он бумажку приложит, буквы отпечатываются на теле. Он бумажку убирает, а буквы начинают дымиться. На месте слов появляются шрамы, но один в один копирующие молитвы.
– И много их?
– Он весь в них! Весь!!! Ты, думаешь, он почему столько орал? Прикинь: раз в минуту шипение его шкуры и вонь. И так всё время. Напоследок раввин к его спине приложил текст размером с половину альбомного листа. Борька и вырубился.
Ильдар трясущимися руками прикурил вторую сигарету.
– Если бы не Волк, я бы этого козла старого сам бы порвал!!!
– Мне и Марсе тоже запретили вмешиваться.
– Кто? – поинтересовался Ильдар.
– Яга и Полоз.
– Понятно. Как остальные?
– Детский сад!
– Спарринги не устраивали?
– Не успели, хотя…
Со стороны палатки медиков раздался вопль Марси. Орал он явно от боли. Мы с Ильдаром рванули туда.
– …да сядь ты, придурок, – уговаривал Марсю очнувшийся Зяма. – И руками меня не трогай. Сядь, кретин!
Мы влетели в палатку. На кровати Ильдара сидел Марся, скрючившийся от боли.
– Что случилось? – одновременно спросили мы с Ильдаром.
– Зяма, сука… – заскулил мой друг, – руку мне обжег…
– Чем?
– А хрен его знает… – продолжал скулить Марсель.
– Зяма, ты как? – подошел к нему вплотную Ильдар.
– Я нормально, – уставшим голосом сообщил полуголый Борька и тут же резко скомандовал: – Татарин, не трогай меня руками! Пока вы – одержимые, не вздумайте прикасаться ко мне!
Ильдар отдернул руку:
– Боря, ты о чем?
– О том! Я, в отличие от вас, проклят дважды! И в аду мне гореть дольше!
– Зяма, хватит патетики! О нашей «жизни после смерти» мы имеем представление. Расскажи про себя!
– Так точно, мой командир, – козырнул Борька. – Те каракули, которыми так часто покрыто моё бренное тело, – это молитвы из «закрытой», я бы сказал секретной, части Торы. Настолько секретной, что я про неё никогда не слышал. Хотя мой дед был цадиком!
– А кто такой цадик? – поинтересовался Марся, бережно качая повреждённую руку.
– Марся, помолчи! – рыкнул Ильдар. – Борян, не томи!
– Дорогие друзья, начнем экскурс в историю древней Иудеи… – затянул довольный собой Борька.
– Так, еврей, – не выдержал я, – говори по существу! А будешь выпендриваться, я принесу лопату и ею тебя отмудохаю! Через лопату, я надеюсь, твои способности меня не достанут…
– Вот так всегда! – вздохнул Борька. – Талантливого человека…
– Боря-я-я!!! – сквозь зубы протянул я.
– Ладно-ладно, не ори. Короче, те молитвы, что этот старый садист нанес, если так можно сказать, на моё тело, являются составляющими частями ритуала изгнания беса. Экзорцист от иудаизма пользуется именно этими молитвами. Так вот, если нанести эти молитвы на тело человека, он становится ходячим ритуалом изгнания. Не просто ходячим, а постоянно активированным. Любое прикосновение к моему телу, к его открытому участку, одержимым человеком повлечет немедленную атаку. Как я успел убедиться – появляется что-то похожее на электрический разряд, который бьет по одержимому. Незначительное прикосновение влечет болевой шок, а длительное – потерю сознания.
– Марсель прикоснулся к тебе?
– Именно. Вот его по руке и шабаркнуло.
– Так, – продолжил я допрос, – а если прикоснешься ты?
– Если прикоснется он, – произнес Шмулевич, бесшумно появившийся за нашими спинами, – временный паралич, а если захват продлится более трех минут – начнется изгнание беса из тела страждущего. Поэтому запомните сами и передайте другим – в состоянии одержимости к открытым участкам кожи у Борьки голыми руками не прикасаться! Только через ткань. Подойдут обычные перчатки.
– То есть в обычном состоянии его трогать можно? – уточнил Ильдар.
– Можно. Можешь с ним хоть обниматься, – усмехнулся раввин.
– А процесс изгнания можно остановить? Раввин с прищуром посмотрел на меня, что-то пробормотал и сообщил:
– Нет. Процесс необратим.
– А если разорвать, если так можно выразиться, «горячие объятия»?
– Даже если застрелят Борьку – процесс не остановить. Три минуты, и всё. Мухи – отдельно, котлеты – отдельно.
Выдержав паузу и убедившись, что вопросов на данный момент нет, раввин выгнал нас из палатки для дальнейшего инструктажа нашего Зямы.
– Пошли к остальным. Череп, скорее всего, уже закончил лекцию, – предложил я.